У стариков, появившихся на свет в разгар кризиса, возникало искушение видеть в своей смерти конец всего, конец света. Тем самым их смерти обретали хоть какой-то смысл. Он готов был согласиться с тем, что пессимизм – добрый спутник мыслящего исследователя, а оптимизм – удел политиканов, которым никто не верил. Он прекрасно знал, на чем основан жизнеутверждающий взгляд в будущее, и сам иногда ссылался на индексы развития, рост уровня грамотности в мире и тому подобную статистику. Но все это было весьма относительно в сравнении с безотрадным прошлым. Он ничего не мог с собой поделать, видя вокруг себя ростки нового уродства. Были государства, которыми управляли банды хорошо одетых уголовников, объятых исключительно тягой к самообогащению и надежно охраняемых службами безопасности, переписыванием национальной истории и безудержным национализмом. Россия была одной из таких. И США, охваченные горячкой гнева, бредовыми теориями заговоров и идеями превосходства белой расы, могли стать такими же. Китай опровергал уверения, что благодаря торговле с внешним миром возникают открытые души и открытые общества. Сегодня технологии стали полезным подспорьем, они помогали совершенствовать тоталитарные общества и предлагали новые модели социальной организации, способные конкурировать с либеральными демократиями или их заменить их диктатурами, базировавшимися на неиссякаемом потоке товаров массового потребления и на своеобразном таргетированном геноциде. Наибольшие опасения у Роланда вызывало будущее свободы выражения, которой грозило превратиться в усохшую привилегию и исчезнуть на тысячу лет. Именно так долго обходилась без нее средневековая Европа. А исламу на нее вообще было всегда наплевать.
Но каждая из этих проблем казалась узким, локальным неудобством в масштабах истории человечества. Они сжимались, превращаясь в горькое семечко под скорлупой куда более сущностных проблем, таких как потепление Земли, исчезновение целых видов животных и растений, разрушение взаимосвязанных экосистем океанов, суши, воздуха и жизни, этих прекрасных и устойчивых взаимосвязей, плохо нами понимаемых, коль скоро мы пытаемся насильственно их изменить.
Из гостиной Дафны – а этот дом всегда был и останется ее домом – он наблюдал, как сумерки опускаются на Лондон. Если бы в силу некоего случайного зигзага удачи у него в руках оказалась магическая книга о будущем, это могло бы – или не могло бы – его обнадежить. По крайней мере, его любопытство было бы удовлетворено. С каким бы облегчением он прочитал, что его пессимизм не оправдался. Была лишь одна успокоительная максима, которая ему нравилась: в мире все будет не так хорошо, как мы надеялись, и не так плохо, как мы опасались. Представь себе, что ты показываешь благонамеренному джентльмену эдвардианской эпохи учебник истории ХХ века, охватывающий события первых шестидесяти лет. Узнав о гекатомбах смертей в Европе, России и Китае, он бы обхватил голову руками и разрыдался.
Хватит! Эти разгневанные или разочарованные боги в современном обличье – Гитлер, Насер, Хрущев, Кеннеди и Горбачев, – быть может, и повлияли на жизненный путь Роланда, но не помогли ему понять хитросплетения международных событий. Кому какое было дело до того, что некий мистер Бейнс, живший на Ллойд-сквер, думал о будущем открытого общества или судьбе планеты? Он же был безвластен. На столе перед ним лежала открытка от Лоуренса и Ингрид. На фотографии был изображен залитый ярким солнцем пляж с песчаными дюнами, поросшими лохматой травой. Семейство проводило отпуск на «зябком и ветреном» балтийском взморье. Текст открытки написала Ингрид. Перед тем как снова выйти на работу, они приедут к нему в гости – надо дождаться только, когда снимут все ограничения, что, как они надеялись, произойдет в мае. Это были хорошие новости. Роланд прикрыл глаза. У них с сыном оставалось одно нерешенное пока дело. Они не поссорились, но им надо было поговорить.
Все началось в прошлом году, в сентябре, через неделю после возвращения Роланда от Алисы. Он позвонил в Потсдам, Лоуренс снял трубку. Роланд коротко рассказал о своей поездке и, вполне доброжелательно, о своем общении с ней.
– Я считаю, тебе нужно съездить повидаться с ней, – сказал он. – Я точно знаю, ей этого хочется.
В трубке повисло молчание.
Потом Лоуренс ответил:
– Рюдигер дал ей мой имейл. Она мне написала, пригласила.
– И что ты ответил?
– Пока ничего. Может, и не отвечу.
И тут Роланду стало ясно, как сильно ему хочется, чтобы сын к ней съездил. Но надо было действовать с осторожностью.
– Тебе известно, что она больна?
– Да.
Роланд услышал, как где-то на заднем плане малыш Пол и его мама напевают
– Эта поездка может быть важной для тебя. А иначе потом будешь всю жизнь сожалеть, что не съездил.
– Она хочет, чтобы мы считали, будто все в порядке. Но в порядке никогда не было и уже не будет.