Урановый рудник

Будто подслушав его мысли, Кончар взмахнул рукой, и толпа раздалась надвое, будто разрезанная ножом. Отец Михаил увидел впереди, в двух десятках метров от себя, то, что Кончар в разговоре с ним назвал ямой. Это и была яма — идеальный круг десятиметрового диаметра, забетонированный изнутри, похожий не то на гигантский мелкий колодец, не то на ванну очистных сооружений. Было совершенно непонятно, для чего яма могла использоваться раньше, зато ее нынешнее назначение стало отцу Михаилу ясно, как только его подвели к растрескавшемуся, крошащемуся от старости и непогоды бетонному барьеру.

На сыром бетонном дне, до которого от края барьера было метра три с половиной — как раз столько, чтобы зрители видели происходящее во всех подробностях, а участники не имели ни малейшего шанса выбраться наружу без посторонней помощи, — а также на гладких бетонных стенах виднелись темно-бурые засохшие пятна самой причудливой конфигурации — бесформенные лужи, живописные потеки, брызги, как будто кто-то плеснул из ведра. Во впадинах неровного цементного пола стояли мутные зловонные лужи, оставшиеся, наверное, после недавнего дождя, и повсюду валялись кости — судя по виду, человеческие. Некоторые были добела обглоданы временем, на иных еще чернели отвратительные остатки гниющей плоти. Поднимавшийся из ямы тошнотворный запах скотобойни не оставлял ни малейших сомнений в происхождении бурых пятен. Морщась и стараясь дышать ртом, да и то через раз, отец Михаил мысленно возблагодарил Господа за приобретенный опыт в Чечне. Трупный запах да и сами трупы были ему не в диковинку; если бы не это, он рисковал грянуться в обморок еще до начала казни и очнуться уже на небесах.

Сколько ни вглядывался отец Михаил, ему не удалось заметить на дне ямы ни одного черепа — ни человечьего, ни звериною. Было неясно, куда они подевались, если все остальное на месте.

— Что смотришь, борода? — раздался у него над ухом негромкий, полный дьявольского веселья голос Кончара. — Ищешь что-нибудь? Направо погляди, может, найдешь, что потерял.

Отец Михаил последовал совету и с содроганием увидел ряд кольев — не кольев, собственно, а ржавых водопроводных труб, — на которые были насажены человеческие головы. Ветерок трепал спутанные космы обесцвеченных волос, жутко белела изъеденная непогодой кость, безгубые мертвые рты издевательски ухмылялись, выставляя напоказ неровный частокол поредевших зубов. Крайний слева металлический шест был пуст; более темное, чем окружающая почва, пятно свежей, старательно утоптанной и утрамбованной земли у его подножия указывало на то, что шест врыли совсем недавно, возможно сегодня утром. В том, для кого он предназначается, сомневаться не приходилось; ясно было также, зачем Кончар указал отцу Михаилу на этот жуткий частокол.

Поборов нервную дрожь, батюшка повернул лицо к Кончару и одарил того кроткой, понимающей улыбкой.

— На нервах играешь? — спросил он ласково. — С чего бы это? Или в себе не уверен?

— Ох и крепкий же ты орешек! — одобрительно произнес Кончар. — Для того и путаю, чтоб ты вовремя передумал. Жалко будет такого бойца терять, право слово, жалко!

— Себя пожалей, — сказал отец Михаил. — Бывало уже такое, и не раз. Возьми хоть пророка Даниила. Его римляне в львиный ров бросили, а он Богу помолился, львы его и не тронули. Не понюхали даже…

— Сказки, — отмахнулся Кончар. — Или львы сытые попались. Накормила тайком какая-нибудь сволочь подосланная, а вы, дурачье, и рады — чудо они увидали… И потом, львы — просто твари неразумные. Тебе, поп, не со львами дело иметь придется, а со мной. А уж мне-то твой боженька аппетит не отобьет, даже не надейся.

— Было бы лучше, если бы у тебя просто пропал аппетит, — сказал отец Михаил. — А так… Мало ли что с тобой может приключиться! У того, кто сотворил небо и землю, рука потяжелее твоей будет. Ты не мне, ты, по неразумию своему, небу вызов бросаешь. Гляди, как бы вызов твой не приняли. Худо тебе тогда будет, ой как худо!

— Ладно, борода, хватит болтать, — слегка помрачнев, оборвал религиозную дискуссию Кончар. — Понимаю, тебе время потянуть хочется, да позволить я тебе этого, извини, не могу — люди ждут. Эй, Грыжа! — громко крикнул он, обернувшись к толпе. — Начинай!