Урановый рудник

…В некоем городе, ныне исчезнувшем с лица земли, случилось страшное наводнение. Один из жителей этого города, весьма благонравный и набожный человек, успел выбраться на крышу своего затопленного дома и, усевшись там, стал усердно молиться Господу о спасении. Мимо одна за другой проплывали лодки, из которых его звали соседи, однако почтенный богомолец всякий раз отказывался от предлагаемой помощи, говоря, что его спасет Господь. Когда последняя лодка скрылась из глаз, он принялся молиться еще горячее, однако помощь с небес так и не пришла.

Когда утопленник предстал пред Господом, с губ его сорвались горькие слова. «Господи, — сказал новопреставленный раб Божий, — я так в тебя верил, так на тебя надеялся! Почему ты меня покинул?»

«Я не покидал тебя, — грустно качая головой, ответствовал Создатель. — Кто, по-твоему, целый день посылал тебе лодки?»

…Хладнокровное и хорошо организованное убийство, которое Кончар в разговоре с отцом Михаилом глумливо назвал Божьим судом, было назначено на утро того самого дня, когда советник Патриарха Холмогоров с Божьей помощью прибыл в Сплавное.

Отец Михаил, разумеется, ничего не знал о приезде советника, ибо у него имелись иные, куда более насущные дела.

Кончар сдержал слово. Всю ту неделю, что отец Михаил провел взаперти, его кормили как на убой. Меню его составляла в основном мясная пища — грубо, без затей приготовленная, но отменного вкуса и свежести. На такой диете нельзя продержаться долг? без риска заработать цингу, однако для того, чтобы в течение нескольких дней набраться сил, ничего лучшего, пожалуй, не придумаешь. Похоже, Кончар очень заботился о том, чтобы соблюсти видимость справедливости поединка, исход которого был предрешен. Человек-медведь задумал жестокое, кровавое убийство, но обставить его хотел по всем правилам, чтобы никто не упрекнул его, что он отдал в лапы матерому хищнику человека полумертвого от голода.

Понятно, что все естество отца Михаила восставало против уготованного ему жребия. Однако, если пользоваться извращенной логикой Кончара, упрекнуть его было не в чем. Процедура, именуемая Божьим судом, существовала давно, и придумал ее не Кончар, а — увы, увы! — святая церковь. Правда, не православная, а римско-католическая, но этот нюанс в данном случае не имел никакого значения. И всегда в этой изобретенной отцами-инквизиторами изуверской процедуре не было даже намека на справедливость. Испытуемым лили в горло расплавленный свинец, запускали в рот смертельно ядовитую змею или подвергали иным жестоким и сложным казням, всякий раз оставляя видимость шанса на спасение — того самого шанса, которым мог воспользоваться Господь, если полагал беднягу невиновным. Точно так же Кончар оставил отцу Михаилу слабую тень надежды, хотя оба знали наверняка, что надежде этой не суждено оправдаться.

Но сдаваться без боя отец Михаил не хотел. Кончар сам поставил его в такое положение, что солдату и священнику поневоле пришлось действовать заодно. Гибель батюшки в лапах хищника, несомненно, будет истолкована язычниками как доказательство бессилия Господа перед объектом их еретического поклонения. Отец Михаил вовсе не рассчитывал выйти из схватки живым, но и помогать Кончару своим бездействием не собирался. Да он бы, наверное, и не сумел просто так, без боя, позволить сожрать себя заживо. Посему батюшка с аппетитом поедал приносимое ему три раза в день мясо и укреплял свой дух молитвами, а тело — физическими упражнениями.

Надежда забрезжила перед ним в то утро, когда он впервые заметил торчащий из потолка в самом темном углу камеры отставший прут арматуры. Из перекрытия вывалился изрядный кусок скверного, крошащегося бетона, обнажив тот самый прут, что привлек внимание отца Михаила, — сантиметров двадцати в длину, почти сантиметровой толщины, изрядно изъеденный ржавчиной, но еще вполне пригодный для того, о чем невзначай подумалось батюшке.

Отец Михаил потратил около часа, сгибая и разгибая упрямую железяку, прежде чем уставший металл наконец уступил его усилиям. Отойдя подальше от двери, батюшка стал лицом в угол, отгородившись от окна собственной широкой спиной, и без помех осмотрел свое приобретение.

В руках у него был корявый стальной прут, один конец которого когда-то оказался срезанным под углом, так что получилось грубое подобие острия. Острием этим в его теперешнем виде вряд ли можно было кого-нибудь поранить, но свободного времени у отца Михаила было хоть отбавляй, и он, усердно помолясь, взялся за дело.