Из толпы выдвинулся невысокий, в неопрятных седых космах человечек, обряженный в волчьи и, кажется, лисьи шкуры со сморщенным, как печеное яблоко, обветренным лицом. Его тощие, в дряблых складках обвисшей стариковской кожи руки были обнажены до плеч, позволяя всем желающим разглядывать блеклые синие татуировки, покрывавшие их до самой шеи. На голове у него, к немалому изумлению отца Михаила, красовалась стальная солдатская каска, которую местные умельцы превратили в нечто неописуемое. Спереди, прямо надо лбом, к ней был неизвестным способом прикреплен клювастый череп какой-то крупной птицы, пожалуй ворона, по бокам торчали отливающие вороненой сталью птичьи крылья, а с затылка на сутулые старческие плечи веером спускались иссиня-черные перья. Вкупе с одеждой из звериных шкур и церемониальным копьем, наконечником которого служил армейский штык-нож от автомата Калашникова, этот головной убор придавал старику по имени Грыжа вид заправского шамана, каковым тот, похоже, и являлся.
Шаман Грыжа приблизился к яме, стал в позу, ударил тупым концом своего копья в землю и очень похоже каркнул вороном, после чего, неуклюже, по-птичьи пританцовывая на месте, разразился малопонятной речью. Произнесена эта речь Была все на том же странном диалекте, что и речь Кончара, и ставила присутствующих в известность о том, что сейчас их владыка и повелитель, приняв свой истинный, медвежий облик, выпустит из «залетного бычары» с «волосней на едале» кишки на потеху «нормальной братве» и в назидание отступникам, ежели такие ненароком появятся.
Весь этот балаган был бы по-настоящему смешон, если бы не головы на шестах и не гниющие на дне бетонной ямы останки.
Две пары крепких рук взяли отца Михаила за плечи и поволокли куда-то в сторону, прочь от ямы. Далеко его не увели; какой-то коренастый длинноволосый человек в пятнистом маскировочном комбинезоне, наклонившись, поддел железным крючком тяжелую чугунную крышку, открыв в земле люк наподобие канализационного. Из люка в лицо отцу Михаилу пахнуло знакомым зловонием; точно так же пахло в подвале разрушенного дома в двух шагах от центра Грозного, где батюшка как-то провел двое суток, вместе с горсткой сослуживцев экономно отстреливаясь от напиравших со всех сторон ичкеров.
Кто-то спустил в люк шаткую деревянную лесенку, и чья-то ладонь ощутимо толкнула батюшку между лопаток, направляя его к зловонной дыре в земле, что вела, казалось, прямиком в ад. Перед тем как начать спуск, отец Михаил оглянулся и увидел, что Кончар уже по пояс скрылся в точно таком же люке, расположенном на противоположной стороне ямы. Батюшка мысленно пожал плечами: для тех целей, в которых ее использовали теперь, яма подходила просто идеально, но вот чем она была раньше? Построили ее явно не вчера и даже не десять лет назад, и вряд ли уже тогда здесь обитал Кончар со своей бандой язычников. Яму и все, что ее окружало, соорудили до них, но кто и зачем?
Спуск был недолгим. Когда отец Михаил соскочил с последней ступеньки, под ногами у него что-то захрустело, как сухой хворост, Опустив глаза, батюшка увидел, что наступил на грудную клетку какого-то бедняги, которая рассыпалась в прах под его сапогами.
Лестницу немедля втянули наверх; над головой у отца Михаила заскрежетало, сверху посыпалась сухая земля, и тяжелая чугунная крышка с глухим лязгом легла на место, погрузив узкий колодец во тьму.
Впрочем, тьма не была полной, ибо из отверстия в стене, расположенного на уровне пола и высотой доходившего отцу Михаилу почти до пояса, пробивался слабый, рассеянный свет.
Присев на корточки, батюшка увидел короткую бетонную трубу, что вела в некое освещенное пространство — без сомнения, прямиком в яму. В противоположной стене ямы виднелось устье еще одной трубы, из которой, видимо, следовало ожидать появления Кончара. Кончара ли? Отец Михаил поймал себя на том, что не верит в способность последнего перевоплощаться в медведя, и криво, нерадостно улыбнулся: а почему бы и нет? Если есть на свете Бог, то, верно, есть и дьявол, который тоже не лыком шит и мастерски умеет творить свои пакостные, погибельные чудеса. Так отчего же отца Михаила вдруг одолели сомнения?
Как бы то ни было, настало время на деле проверить все: и болтовню Кончара, и собственную веру, и существование того, что одни зовут удачей, а другие — Божьим промыслом. Надо было идти вперед, если отец Михаил не хотел, чтобы противник, пройдя по трубе, застал его в этом узком колодце с бетонными стенами. Грудная клетка, на которой батюшка до сих пор стоял, и валявшиеся в трубе кости — иные целые, а иные расщепленные, разгрызенные мощными клыками — ясно говорили, что колодец и труба не убежище, а смертельная ловушка.
Посему, осенив себя крестным знамением, батюшка пал на четвереньки и быстро преодолел короткий бетонный тоннель, выпрямившись во весь рост уже в яме.