Усадьба ожившего мрака

На самом деле он думал, что да – такой девушке, как Соня, самое место где-нибудь в центре города. На танцплощадке в парке. В кинотеатре на вечернем сеансе. Или в пахнущей чем-то непривычным мужскому носу парикмахерской. Однажды, еще в детстве, Митяй побывал с мамкой в парикмахерской. Тогда его воображение поразили вот эти резкие, но приятные запахи и стопка дамских журналов. Кажется, мамку они тоже поразили. Потому что журналы она листала долго, с каким-то особым упоением. Сейчас Митяй думал, что тот поход в городскую парикмахерскую был единственным в мамкиной жизни. От всех этих воспоминаний вдруг сделалось так больно, что Соне он так ничего и не ответил, побоялся, что может нагрубить и ненароком обидеть. Грубить и обижать у него получалось как-то само собой. Дурная привычка, от которой никак не избавиться.

– Долго еще? – спросил он вместо этого.

– Скоро. Еще минут пятнадцать – и будем на месте.

Соня, если и обиделась, то не подала вида. Это у нее тоже хорошо получалось. А еще, в отличие от Митяя, она хорошо чувствовала время, потому что к дому, который он видел во сне, они вышли ровно через пятнадцать минут. Несмотря на уже сгустившиеся сумерки, Митяй сразу же узнал этот дом. И по заколоченным окнам, и по дурацким вензелечкам-кренделечкам.

– Он? – шепотом спросила Соня.

Они прятались за забором и на заброшенный двор смотрели, через узкую щель.

– Он, – сказал Митяй, внимательно осматриваясь по сторонам. – Я уверен, что он.

Дом казался нежилым. Да и с какой стати ему быть жилым, если в нем поселилась нежить?!

– Что дальше? – Соня подышала на озябшие ладошки. С наступлением сумерек стало сыро и прохладно, поднявшийся ветер ерошил Митяевы волосы. По батиному примеру он решил больше не носить головные уборы, и сейчас уши начали подмерзать.

– Дальше ты остаешься ждать меня здесь, а я иду внутрь.

– Митя…

– Соня, не начинай. – Митяй не дал ей договорить. Он знал, что скажет Соня.

Она улыбнулась краешками губ.

– Я боюсь за тебя, Митя.

– Не бойся. – Сам он не боялся. Не за себя так уж точно. Но он боялся за вот эту черноглазую девочку. Внезапно выяснилось, что даже очень боялся. – Все будет хорошо. – Он уже и сам почти поверил, что все будет хорошо, однако должен был сказать: – Но, если мы с Лидией не выйдем через пятнадцать минут, уходи отсюда.

– Митя… – Она снова попыталась возразить, и он снова ее оборвал.

– Соня, никто кроме тебя не знает, где нас искать. Ты вернешься в квартиру к Стелле и дождешься подмоги.

– А ты дождешься? – спросила Соня шепотом.

Она была очень близко, она смотрела прямо в глаза Митяю.

– И я дождусь, – пообещал он.

Митяй был лихой и хулиганистый, Митяй был сорви-голова и вообще сложный человек. Он никогда не лез за словом в карман и всегда бил первым, но за всю свою жизнь он ни разу не целовался с девчонкой. Как-то все было не до того. Раньше не целовался, а теперь вот вдруг понял, что надо. Он даже спрашивать не стал, хочет ли эта девчонка его поцелуев, он просто взял Соню за воротник пальто и притянул к себе.

Оказалось, что хочет. Хочет так же сильно, как и он сам. И голова от этого осознания вдруг закружилась, а в ушах зашумело. Наверное, если бы не Соня, он бы не выстоял, свалился на землю от накатившего чувства. Соня пришла в себя первой, пришла в себя, привела его. Она уперлась ладошками ему в грудь, сказала прерывающимся от волнения шепотом:

– Митя, ты только вернись.

– Я вернусь. – Он сделал большой глоток прохладного, пахнущего первыми распускающимися почками воздуха. – Но ты должна помнить, ты обещала…

Соня молча кивнула, она понимала, какой может быть цена его обещанию. Никто из них сейчас не был хозяином своему слову.

– Мы выйдем их этого дома через пятнадцать минут, – повторил Митяй и, не дожидаясь ответа, нырнул в пролом в заборе. Долгие проводы – долгие слезы, как сказала бы мамка…

Пустынный двор он пересек бегом, на ходу вытаскивая из кармана связку отмычек. Это только во сне перед ним открывались все двери, а наяву придется постараться, чтобы попасть внутрь.

Дверь была не заперта. И это было плохо. Это было очень плохо. Но ни пугаться, ни предаваться отчаянию у него не было времени. Ему нужно было найти Лидию. Живой или мертвой…

Внутри дома царили мрак и тишина. Митяй не стал звать Лидию по имени и не стал включать фонарик. Расположение комнат в этом доме он запомнил, кажется, на всю оставшуюся жизнь. Сколько ее там осталось, этой жизни? Двигаться тоже научился бесшумно, почти так же бесшумно, как батя. Да и в темноте он видел лучше, чем прежде. Или это ему просто так казалось? От возбуждения, от страха и отчаяния…

Кладовку он нашел быстро. Нашел кладовку и черный пролом с ведущей вниз лестницей. Здесь остро пахло кровью. Митяя замутило, к горлу подкатил колючий ком. Подумалось вдруг, что вот сейчас совсем ни к чему осторожность, нет там внизу никого живого. Живого нет, а мертвый? Мертвая…