Ущелье дьявола

– Я предпочитаю ненависть равнодушию, злость – забвению, борьбу – пустоте. Слушайте, ведь вы очень красивы, а для таких людей, как я, каждая красивая девушка – соблазн; красота волнует и раздражает гордые сердца. Никогда я еще не смотрел на шестнадцатилетнюю красотку, не испытывая при этом необузданного желания обладать ею. Но чаще всего мне не приходится удовлетворять эти желания за недостатком времени. А в данном случае появляется возбуждение двоякого рода. Вы оказываете мне честь – ненавидите меня. К вызову своей красоты вы прибавляете вызов отвращения! Вы объявляете мне войну… Я согласен воевать!

– Но… с чего вы это взяли?..

– О! Я понял это по вашим манерам, по словам, произнесенным вами у пропасти. И это еще не все. Разве вы уже не пытались уронить меня в глазах Юлиуса? Не отрицайте этого! Вы встали между ним и мною – какая неосторожность! Вы вздумали, дерзкая, отнять у него доверие ко мне, а y меня – друга! Вот уже третий вызов с вашей стороны. Ну, пусть будет так! Отец Юлиуса говорит, что я его злой гений, а вы станьте добрым гением. Между нами начнется драма, как во всех старых легендах. Такая перспектива мне нравится. Двойная борьба: между вами и мной из-за Юлиуса и между мной и Юлиусом из-за вас. У него будет ваша любовь, а у меня – ненависть. А любовь и ненависть – это частички вашей души. И, пожалуй, я даже больше него могу быть уверен, что получу свою часть. Ведь вы наверняка будете меня ненавидеть, а вот будете ли вы его любить – это еще вопрос!..

Христина не отвечала ни слова, но была страшно возмущена; вся ее поза, ее лицо выражали негодование. От этого девушка казалась еще красивее. Самуил продолжал.

– Да, я опередил Юлиуса. Вы еще не сказали ему, что любите его, и, пожалуй, он еще сам не сказал вам определенно, что любит вас. Юлиус тихий, прекрасный молодой человек, но совершенно нерешительный. И в этом я имею перед ним преимущество. Послушайте: вы ненавидите меня, а я люблю вас!

– Это уже чересчур! – гневно вскрикнула Христина.

Самуил, казалось, не обращал никакого внимания на негодование девушки. Он бросил рассеянный взгляд на валун, где лежали цветы, на которых гадала Гретхен.

– Чем это вы занимались, когда я подошел к вам? – спросил он небрежно. – Ах, вот что! Вы вопрошали цветы? Так хотите, я вам за них отвечу? Хотите, скажу, какое ждет вас счастье или несчастье, если это слово вам более по сердцу? Я начну с хорошей новости. Предсказываю вам, что вы меня полюбите.

Христина с пренебрежением покачала головой.

– Этому я никогда не поверю и вашего предсказания не боюсь, – сказала она.

– Да поймите, – возразил Самуил, – если я говорю, что вы полюбите меня, я вовсе не хочу этим сказать, что вы почувствуете ко мне безграничную нежность. Но что мне за дело до всего этого, если я сумею обойтись и без этих нежностей и вы все-таки будете моей? При разных действиях результат у нас с Юлиусом будет одинаковый!

– Я вас не понимаю, сударь.

– Сейчас вы меня поймете. Я говорю, что эта девочка, которая осмеливается выказывать презрение ко мне, Самуилу Гельбу, рано или поздно, до нашей смерти, волей или неволей станет моей.

Христина выпрямилась: ее лицо пылало гневом.

– О! – произнесла она с горькой усмешкой. – Вы удалили Гретхен, потому что побоялись двух детей, а теперь я одна и вы решились сказать мне это! Вы оскорбляете дочь человека, у которого вы в гостях! Так вот что я вам скажу: хоть вы и сильны, хоть у вас в руках ружье, а в сердце злость, вам не удастся запугать меня. Я отвечу вам вот что. Вы неверно предсказали будущее. Знаете, что произойдет – и не в далеком будущем, а в продолжение этого часа? Я сию же минуту отправлюсь домой и расскажу все отцу и вашему другу; не пройдет и часа, как отец выгонит вас вон, а господин Юлиус отомстит вам.

– Ступайте. Вы считаете меня подлецом, оттого что я сказал вам все, что у меня накопилось в сердце! Но если бы я был действительно подлецом, я бы действовал молча. Дитя! Дитя! – продолжал он с каким-то странным оттенком в голосе. – Когда-нибудь вы узнаете, что тот человек, которого вы презираете, сам презирает все человечество и вовсе не дорожит жизнью. Если желаете увериться в этом, то ступайте сейчас же и расскажите об всем… Да нет, – усмехнулся он, – вы этого не сделаете, вы не скажете ни единого слова о нашем разговоре ни отцу, ни Юлиусу, вы не будете жаловаться и даже постараетесь не выказывать при людях своего отвращения ко мне.

– Почему же? – спросила Христина.