Ущелье дьявола

– Нет, Самуил, вы клевещете на себя, – возразил барон. – Вы вовсе не так далеки от угрызений совести и даже от предрассудков. Слушайте, Самуил, хотите заключить мир? Я ведь не спорю, я виноват перед вами. Я согласен порвать ваше письмо и забыть ваши слова. Вы самолюбивы и горды. Я богат и достаточно влиятелен для того, чтобы помочь вам достигнуть успеха в жизни, нисколько не вредя этим будущности Юлиуса. Вы знаете, что у меня есть старший брат, который живет в Нью-Йорке. Он вел там торговлю и нажил себе состояние, раза в три или четыре больше, чем мое. Детей у него нет, все его имущество отойдет Юлиусу. Духовное завещание им уже написано, его копия хранится у меня. Следовательно, я смело могу располагать своим собственным имуществом. Самуил, дайте мне клятву, что вы отступитесь от своих гнусных замыслов, и скажите, чего вы просите взамен.

Через окно столовой до них донеслось ржание коня. Вошла служанка и доложила Самуилу, что его лошадь оседлана.

– Прощайте, господин барон! Мне свобода дороже, чем ваше богатство. Я никогда не дам повесить себе жернов на шею, даже если этот жернов из чистого золота. Знайте, что я один из тех гордецов, которые охотно мирятся с коркой хлеба и без всякого смущения носят залатанную одежду.

– Последнее слово, – остановил его барон. – Подумайте о том, что все ваши дурные намерения до сих пор оборачивались против вас же. Главное, что побудило меня соединить Христину и Юлиуса, это ваше же письмо, в котором вы угрожали отнять его у меня. Выходит, что вы же сами их и женили. Ваша ненависть скрепила их любовь, ваши угрозы подарили им счастье!

– Ну что ж, дело ясное! Ведь если так, то вам остается только желать, чтобы я не прекращал их ненавидеть и продолжал им угрожать, потому что все, что я предпринимаю против них, обращается в их пользу. Моя ненависть служит им на пользу! Если так, то можете быть спокойны. Я буду неусыпно стараться для их благоденствия. Я представлю вам это доказательство моей преданности, не сомневайтесь! Этим я выкажу вам свою сыновнюю любовь. Не прощаюсь с вами, милостивый государь. Мы увидимся через год, а пожалуй, и раньше. – И, поклонившись барону, Самуил вышел, высоко подняв голову.

Барон Гермелинфельд только вздохнул и тихо проговорил:

– Какая дикая борьба! Он виновен перед светом, а разве я перед ним прав? Не являемся ли мы по воле Провидения страшным возмездием друг для друга?

XXVI Каменная импровизация

Спустя тринадцать месяцев после описанных событий, шестнадцатого июля 1811 года, в одиннадцатом часу утра почтовая карета выехала из Ландека и покатилась по той самой дороге, где за год до этого Юлиус и Самуил встретили Гретхен. В этой карете сидели четверо путешественников, даже пятеро, если считать крошечного двухмесячного белокурого младенца, спавшего на руках у кормилицы, хорошенькой крестьянки, одетой в греческий народный костюм. Тремя другими пассажирами были молодая женщина в трауре, молодой человек и горничная. На запятках кареты сидел лакей.

Молодой парой были Христина и Юлиус. Ребенок – их первенцем. Христина носила траур по своему отцу. Пастор Шрейбер за десять месяцев до этого отправился в страшную бурю в горы напутствовать умирающего, простудился и быстро сошел в могилу. Христина более не нуждалась в нем, и он со спокойной душой благодарил Бога, призвавшего его к жене и старшей дочери. После его смерти барон Гермелинфельд забрал маленького Лотарио и доверил его воспитание пастору Оттфриду.

Печальное известие о смерти отца черной тучей омрачило зарю счастья Христины. Случилось так, что Христина узнала об этом почти в то же самое время, как до нее дошла весть о его болезни, а потому она не имела возможности вернуться, чтобы успеть принять его последний вздох. Вдобавок к тому времени она уже готовилась стать матерью, и Юлиус все равно ее не пустил бы. Тревожась за ее здоровье, он даже прервал путешествие и поселился с ней на одном из цветущих островов архипелага. Мало-помалу острая боль утраты несколько затихла. Теперь у Христины на всем свете остался один только Юлиус, и она еще крепче привязалась к нему. Сожаления об отце постепенно уступали надеждам матери.

Таким образом, Юлиус и Христина провели самые счастливые месяцы совместной жизни среди пышных красот Востока, украсившего их любовь всем своим очарованием. Потом Христина разрешилась мальчиком. Доктор объявил, что для успешного развития и здоровья ребенка было бы благоразумнее перебраться на лето в более умеренный климат. Поэтому молодые родители решили вернуться домой. Они приехали в Триест, оттуда направились на Линц и Вюрцбург. Но, прежде чем отправиться во Франкфурт, они хотели завернуть в Ландек, чтобы помолиться на могиле пастора Шрейбера. Посетив могилу и вдоволь наплакавшись над ней, Христина пожелала увидеть пасторский дом, в котором уже поселился преемник Шрейбера. В этом доме, где она провела всю свою жизнь и где теперь поселились чужие, горе нахлынуло на нее с новой силой – здесь ей было еще хуже, чем на кладбище. Юлиус поспешил увести ее.