Вдруг девушка вся задрожала: в ее памяти возник образ Самуила, вытесненный на время образом Готлиба. Самуил! О! Конечно, он! Наверняка он! И ее снова охватил суеверный страх. Самуил был демоном. Да! Он угрожал ей и сдержал слово, он овладел ее мыслями, чувствами и приходил затем, чтобы овладеть всем ее существом. Демон ведь может проникнуть всюду, даже в запертые помещения, для него не существует преград. Гретхен чувствовала, что пропала и ей нет спасения. Что же это за адская тайна? К ее страху и отчаянию невольно примешивалось чувство какого-то восторга. Она испытывала жгучее счастье при мысли о том, что отдастся во власть демону. Теперь она была уверена, что Самуил явится к ней, и ожидала его с нетерпением и ужасом. Одна половина ее существа в страхе кричала: он возьмет меня! Другая говорила: тем лучше! Какой-то неведомый дурман окутал ее, голова кружилась от дьявольского наваждения. Ей хотелось поскорее отдаться демону.
На минуту у нее снова мелькнула мысль о Готлибе, но он уже рисовался иным в ее воображении. Девушка не могла вспоминать о нем без отвращения. Чего он хотел, этот мужлан с мозолистыми руками, с грубыми манерами, неповоротливый, как его быки! Как может она завидовать Розе? Ревновать его к Розе? Нет-нет! Ей нужен не такой муж и друг, не такой чурбан с руками, созданными для плуга, – ей нужен юноша со светлым челом, с нежными объятиями, с глубоким, проницательным взором, ученый, знающий все тайны трав, все лекарства для ланей и исцеляющий раненые души, возрождающий к жизни и отнимающий ее.
Вдруг песок захрустел, будто под чьими-то шагами. Гретхен встрепенулась и вскочила на ноги. Перед ней стоял Самуил.
XLIV
преступление – не шутка
Увидев Самуила, Гретхен выпрямилась и попятилась от него, но при этом инстинктивно протянула к нему руки. Он стоял неподвижно, в лунном свете его лицо казалось еще бледнее и не выражало ни насмешки, ни торжества, ни ненависти – оно было сурово и даже мрачно. Он показался бедняжке еще величественнее. Она продолжала пятиться к своему домику, ее охватили страх и желание, ноги несли ее к хижине, а руки тянулись к Самуилу.
– Не подходи ко мне! – дико вскрикнула она. – Скройся, демон! Ты мне противен! Я ненавижу тебя, презираю, слышишь? Именем отвергнутой тобой Святой Девы повелеваю тебе: сгинь!
И она осенила себя крестным знамением.
– Не приближайся ко мне! – повторила она.
– Я не подойду к тебе, – медленно проговорил Самуил. – Шагу не сделаю. Ты сама ко мне придешь.
– Ах! Возможно, – простонала она в отчаянии. – Я не знаю, чем ты опоил меня. Верно, каким-нибудь адским зельем. Это яд? Да?
– Нет, не яд, а сок любимых тобой цветов. Это эликсир, в котором содержится экстракт сил природы, способный пробудить спящие силы души. Любовь дремала в тебе, и я пробудил ее к жизни. Вот и все.
– Увы! Цветы изменили мне! – вскрикнула Гретхен в исступлении. Потом, устремив на Самуила скорее печальный, чем гневный взор, она тихо промолвила: – Да, ты сказал правду, еще покойная мать твердила мне, что любовь – это страдание, и теперь, видишь, я страдаю. – И она опять попыталась уйти.
Самуил не трогался с места. Его можно было принять за статую, если бы в его глазах не вспыхивали молнии страсти.
– Если ты страдаешь, – проговорил он, – то почему не просишь избавить тебя от мук?
Голос его, тихий и нежный, так и лился в душу Гретхен. Она сделала к нему шаг, потом другой, потом третий. Но вдруг снова бросилась стремглав назад.
– Нет, нет, нет! Не хочу! Ты страшный, про`клятый человек! Ты хочешь моей погибели! – Потом она вдруг спросила его ласковым, покорным голосом: – А правда ли, что ты можешь меня исцелить?
– Думаю, что могу, – ответил Самуил.
Она вынула из кармана складной нож, открыла его и решительно подошла к Самуилу.
– Не тронь меня, а не то всажу в тебя нож, – сказала она. – Ну так исцели же меня! – Но вдруг отшвырнула нож. – Что это? Я, кажется, схожу с ума! – прошептала бедняжка. – Я прошу его вылечить меня, а сама угрожаю ему! Нет, Самуил, не бойся ничего. Видишь, я бросила нож. Умоляю тебя! У меня страшно болит голова. Прости меня! Исцели меня! Спаси меня!
Она упала перед ним на колени и обхватила руками его ноги. Это было зрелище, достойное кисти художника. Луна проливала свой холодный, бледный свет на дикие скалы, и тут же, у ног этого мраморного изваяния билась в истерике молодая девушка с развевавшимися по ветру волосами. Скрестив руки на груди, Самуил стоял и молча наблюдал за разгоравшимся пламенем страсти, которую он сам зажег в этой молодой непорочной душе. Необычайное возбуждение овладело Гретхен. Она была восхитительна.
– Ах, ты еще сердишься на меня, – воскликнула с мольбой юная девушка. – Отчего ты ненавидишь меня?
– Совсем напротив, – возразил Самуил. – Я тебя люблю. Это ты меня ненавидишь.
– Нет, теперь уже нет, – произнесла она тихо и подняла к нему свое кроткое личико. И вдруг вскрикнула: – Ложь! Я ненавижу тебя! – И бросилась было бежать. Но, ступив три шага, свалилась, как сноп, на землю и лежала без движения.