Усмири зверя

Нельзя показывать страх, нельзя. И вглядываться в лица тоже не нужно. Вряд ли мне понравится то, что на них написано. Быстро пройти по живому коридору, взобраться на помост, спрятаться за статуей Темного и ждать.

– Приветствую, мираи и ми! – голос Верховного прозвучал так вовремя, выгоняя из головы последние ненужные мысли. – И снова испытания, и снова мы увидим, на что способна каждая из них. Каждая Избранница!

Толпа взревела оглушив. Я на миг зажмурилась, сжала кулаки и мысленно попросила Всесветлую помочь.

– Ловкость и сила, выдержка и бесстрашие, сообразительность и ловкость. Что на этот раз? Что в этот раз хочет увидеть Бог? Что желает увидеть Темный?

Зал замер, мираи и ми в едином порыве подняли глаза на Верховного.

– Что желает увидеть Темный? – повторил он свой вопрос и замер, заледенел. Прекрасный и жестокий. Первый после бога.

Тишина стала оглушающей, давящей, нетерпимой. Хотелось разрушить ее криком, да хоть неловким движением, скрипом стула. Только бы снять тяжесть с груди, расправить плечи, сохранить для себя хоть немного гордости.

Той гордости, что позволила матери уйти от ненавистного Майлини, шагнуть за порог благополучия, броситься в объятья любви и, проиграв, уйти в иной мир, ни умоляя, ни плача.

– Он желает увидеть, кто из Избранниц справится с великой ношей, – закричал Мифил. – Кто из них останется верной своему повелителю. Кто сможет сопротивляться искушению. Искушению!

– Искушение! Верность! – ревел зал. – Да будет так!

– Да будет так, – повторил Верховный жрец. – Те, кто переступят черту, отправятся к химерам. Испытание начинается!

Я вздрогнула, невольно подняла глаза и увидела, как ярко блеснуло Око бога. А потом молельный зал пропал.

Вначале пришло обоняние: едва различимый аромат дерева смешался с прелым запахом пара. Затем слух, я слышала, как вода звонко ударялась о дно таза, как шуршала, будто змея, стекая по камням вниз. Вскоре пробудилось осязание: горячие волны воздуха ласкали обнаженную кожу, ступни ощущали шероховатую поверхность пола, по спине ползла капелька пота. Последним вернулось зрение: темные очертания стен, предметов и силуэт человека, едва видимый сквозь плотные клубы.

Парильня, куда ходили обычные ми. Та самая, где я видела обнаженного Крона.

Крон.

Сердце забилось быстрее, живот сладко заныл, заставляя сжать ноги.

Крон.

Я задышала часто, поверхностно, с присвистом. Стиснула зубы, только бы не стонать в голос, но не смогла сдержаться. Что-то происходило. Что-то невероятное, запредельное, нереальное. Оно лишало ума, брало тело под контроль.

Крон.

Его появлению я почти не удивилась. Наверное, инстинктивно ждала. Ведь только он вызывал во мне подобное.

Крон.

Пар расступился, выпуская его из объятий. Обнаженного, прекрасного, готового ко всему. Краска, нет, не стыда, желания опалила мои щеки. Я с жадностью вглядывалась в его лицо, лаская взглядом, запоминая навечно, впитывая идущую от него страсть.

Крон сделал шаг, еще один и еще. Остановился рядом, хотя мне так хотелось ощутить гладкость его кожи. Он поднял руку, протянул к лицу, к губам, но так и не прикоснулся, замер в миллиметре, заставляя меня мысленно кричать от разочарования.

– Прошу, – прошептала я.

Крон улыбнулся и повел рукой вниз, не дотрагиваясь, лишь намечая прикосновение, грея своим теплом. Шея, грудь, живот, бедра… Я прикусила губу до боли, до крови, но боль не спешила рассеивать туман умопомрачения, только добавила остроты. Меня затрясло как в лихорадке, но не болезнь была тому виной.

– Переступи черту, – заговорил Крон, а я едва не рухнула на колени от его голоса. – Переступи и получишь все, о чем не могла даже представить.

Черта. Черта. Черта.

С чем связано это слово? Я забыла, вернее, не могла, не хотела помнить.

Мысль кольнула иголкой и ушла, оставив меня наедине с Кроном и моей страстью.

– Переступи, – манил жрец. – Иди ко мне.

Не в силах терпеть, сгорая от желания, потянулась всем телом к нему и… резко остановилась. Ведь любимое лицо исказилось, будто от боли и стало меняться. Я только и успела, что моргнуть, и вот вместо Крона ко мне тянул руки Мифил. Его черные глаза были насмешливо прищурены, рот оскален.

– Переступи черту, – прошипел он. – Переступи.

Невольно попятилась, замотала головой.

– Переступи, Избранница. Ты так прекрасна. Обнаженная, дикая.

Я же лихорадочно отступала, пытаясь прикрыться, и шептала, словно молитву лишь одно слово:

– Нет… нет. Нет.

А потом отступать стало некуда, за спиной встала стена, обожгла жаром, больно уперлась в лопатки камнями. Я сползла на пол и спрятала голову под скрещенными руками. Зажмурилась, укрылась от ранящего взгляда Верховного жреца и прошептала, скорее для себя, чем кого-то еще:

– Нет, ни за что.

И оказалась вдруг на стуле мокрая как мышь.

Прохладный воздух обдул потное лицо, забрался под подол, охладил влажную спину. Я открыла глаза и уставилась на людское море внизу. Мираи и ми единым существом глядели на меня на этот раз с удовлетворением, предвкушением и желанием.

Ахнув, невольно подалась назад и вновь наткнулась на стену. Стену ли?