Успех

Когда наконец та убралась, она села, совершенно опустошенная, неспособная даже сердиться. Нет возле нее человеческого существа, с которым можно было бы перекинуться человеческими словами. Вот и Фанси де Лукка ушла. Если бы Жак Тюверлен еще помнил о ней, он почувствовал бы, как она сейчас нуждается в нем.

Она обрадовалась, когда эти бессмысленные раздумья прервал телефонный звонок. В трубке зазвучал голос Эриха Борнхаака. Молодой человек напоминал ей, что в Париже она обещала ему позволить снять с нее маску. Он пробудет в Мюнхене еще несколько недель. Когда они могут встретиться? Иоганна много думала о том, что эта встреча неизбежна, и не раз давала себе слово держаться с ним холодно, порвать знакомство. Никудышный человек, пустельга, ничтожество. Она занималась самообманом, когда внушала себе, что есть в нем некое твердое ядро. Но услышала его голос в телефоне — и поняла, что ее решение тоже было попыткой обмануть себя. Иоганна молча слушала, наслаждаясь звучанием этого голоса, пусть даже искаженного телефоном. Ее невидящие глаза сосредоточились на газетном листе с известием о смерти Фанси де Лукки, сердце и все чувства — на голосе в телефонной трубке.

Когда Эрих Борнхаак замолчал, она просто, не ломаясь, сказала, что придет к нему во вторую половину дня.

Значит, так тому и быть. В общем, она этому рада. Она замурлыкала песенку, почти не разжимая губ, мысленно вдыхая запах сена и кожи. Не раздумывая, точно исполняя давнее намерение, отправилась к парикмахеру. В одном ее мать права — нелепо ходить с такими вот длинными волосами, когда все кругом давно остриглись. Эрих тоже смеялся над ее упрямой старомодностью. Она сидела в светлом салоне, смотрела на блестящие никелированные краны, инструменты, белые умывальники, на проворно скользящие мимо нее белые халаты, которые облекали учтивых мужчин и девушек. Холодное прикосновение стальной машинки, игра ножниц в волосах, зеркало, поданное ей, чтобы она видела себя со всех сторон. Темно-каштановые волосы ложились на белизну окутавшей ее простыни. Голове становилось все прохладней, все легче.

Ей вспомнились разговоры о взаимоотношениях полов — сколько таких разговоров она слышала, а порой и вела: в те времена люди любили порассуждать на эти темы. Вдруг вспомнилось нечто, пережитое давным-давно, в детстве, изредка маячившее в сознании, как неотчетливый, кошмарный сон. Вспомнилась и фраза Жака Тюверлена о том, что в нынешнее десятилетие люди особенно склонны к трем порокам: пить, не испытывая жажды, писать, не чувствуя вдохновения, спать с женщиной, не испытывая к ней нежности. Она так задумалась, что не сразу поняла обращенный к ней вопрос — не сделать ли ей маникюр. Нет, маникюра делать не надо. Кожа на ее руках снова загрубела, стала пористой, ногти уже не овальные, ну и ладно!

Полная вожделения, ничего не прикрашивая, не обольщаясь, не радуясь, шла Иоганна к Эриху Борнхааку. Шла по Зеештрассе, мимо дома Пауля Гесрейтера, даже не вспомнив, что существует такой человек — Пауль Гесрейтер.

У Эриха Борнхаака была отличная квартира-ателье в Швабинге. Каким образом во время жесточайшего квартирного кризиса ему удалось найти такое удобное жилье, оставалось загадкой. По стенам висели маски, снятые с собак, несколько хороших, не совсем пристойных картин, фотография генерала Феземана, собственноручно им подписанная, нахально повешенная между масками борзой и бульдога, портрет Руперта Кутцнера с дарственной надписью.

Эрих встретил Иоганну с нескрываемым, мальчишеским торжеством, восхищенно и заносчиво, как подросток, оценил взглядом подчеркнутый стрижкой смелый очерк ее лица. Эрих был красив и строен в светлой домашней куртке военного покроя, на манер тужурки. Он сказал, что ему опять везет. Все сложности позади. О депутате Г. уже и не вспоминают, история с отравлением собак тоже более или менее улаживается. Вчера из тюрьмы под залог освободили его друга фон Дельмайера; кстати, он скоро придет, поможет снять с нее маску. Патриотическое движение ширится, а для него, Эриха, это по многим причинам очень важно. Настали веселые, бурные, увлекательные времена, как будто специально созданные для таких людей, как он, смышленых и с чувством юмора. Эрих вед себя как гостеприимный хозяин, ухаживал за Иоганной, включил электрический чайник, все время улыбался красными губами, обнажая два ряда белоснежных зубов.