Успех

Эрих знал, как обходиться с Кутцнером, умел заговаривать ему зубы, ловко добивался всего, чего хотел. Он так искусно подбрасывал фюреру всевозможные идеи, что тот считал их собственным изобретением. Правительство только потому арестовало фон Дельмайера, твердил он Кутцнеру, что хотело лишить «патриотов» одного из самых неколебимых членов. Состряпать дело против этого достойнейшего человека можно было лишь с помощью гнусно формального римского права, навязанного немецкому народу попами и евреями. Да ведь невинность фон Дельмайера написана у него на лице — с этим согласится любой непредубежденный человек. Единственное его преступление состоит в приверженности идеалу «патриотов». Отравитель собак! Он, фон Дельмайер! Такого бесстыдства это поповское правительство еще ни разу себе не позволяло. Освобождение фон Дельмайера — дело чести партии. Эрих видел, что его слова действуют на фюрера. Пустое, похожее на маску лицо начало одушевляться, мышцы пришли в движение, словно он уже произносил речь. Эрих ушел, унося с собой твердое обещание фюрера в ближайший же понедельник произнести речь о деле фон Дельмайера и уверенность, что из его, Эриха, доводов тот приготовит весьма пикантное блюдо.

Разве не везло этому молодому человеку, Эриху Борнхааку? В то время как большинству его соотечественников жилось из рук вон плохо, у него были и деньги и положение. Девушки вешались ему на шею, его внешность всех располагала к себе, он уже не был желторотым юнцом, во всяком случае, не был шалопаем. Прошел через войну и многие другие испытания, закален жизнью. Смерть вместе с ним ложилась спать, вместе с ним просыпалась, какая только гнусность не липла к нему: что же еще может с ним стрястись? Теперь он уверен, что вытащит из тюрьмы своего друга Георга, это вопрос недель, не больше. У кого же, будь оно все проклято, больше оснований чувствовать себя по-свински счастливым?

Он не был по-свински счастлив. Скучно, томительно текли дни. Стоило ему остаться в одиночестве — сразу тянуло к приятелям, стоило встретиться с приятелями — сразу становилось противно. Верховая езда не радовала. Деньги, дела, мистификация боксера Алоиса не радовали. Неизвестно, обрадуется ли он, когда ему удастся вытащить Георга из тюрьмы. По утрам Эрих просыпался с таким ощущением, точно всю ночь глушил омерзительную сивуху и возился с тошнотворными бабами. Какой ему прок от того, что Кутцнер как воск в его руках? Что Инсарова строит ему глазки? Пусть молодые ослы-«патриоты» и бабы восхищаются им — ему на это начхать.

Черт знает что — давать волю таким настроеньицам. Точно он кинозвезда.

Все началось с той ночи, когда эта сволочная шлюха, Иоганна Крайн, вдруг рассмеялась. Нет, вранье. Все началось с того дня, когда он прочел в газете о самоубийстве профессорского сынка Егера — парень застрелился от стыда за своего бесстыжего «истинно германского» папашу.

Отцовство, кровное родство. Какие такие открытия сделала наука в области этого самого кровного родства? Да никаких. Даже не смогла установить, наследуются ли благоприобретенные свойства. Наука о крови совершенно не разработана. Правда, научились различать четыре группы крови и установили, что у большинства европейцев кровь группы «А», у большинства азиатов — группы «О». Но больше никакими данными о связи между составом крови и расовой принадлежностью ученые не располагали. Не ведали, как распределяются остальные две группы крови, как влияет на кровь среда, как происходит процесс естественного отбора, в результате которого в определенных климатических условиях вырабатывается определенный состав крови. Эрих Борнхаак много размышлял о том, как важно для изучения расовых особенностей это разделение крови на группы. Читал труды Дунгерна, Вальтера Шейдта, Гиршфельда, поглощал горы книг, касавшихся этого вопроса. Вывод: существуют четыре группы крови. Точка.

«Патриоты» не утруждали себя раздумьями. Пробелы, оставленные наукой, они легко и просто заполняли догадками. Французы и англосаксы создали доктрину, согласно которой люди северной, германской расы — прирожденные владыки мира. Жонглировали понятиями «высшая культура», «раса господ», «южная раса», «восточная раса». В любом вопросе — оценки, основанные на интуиции. Разветвленная мифология, столь же прочно обоснованная, как построенные детьми на морском берегу песчаные домики. Никакого твердого научного фундамента. Стоило внимательно приглядеться к этому пресловутому северному строю души — и получался пшик. Потому что не существовало научного критерия, с помощью которого можно бы разделить людей на расы в зависимости от свойств их крови, мозга, характера.

И, однако, были евреи, обреченные смерти за то, что они не «арийцы», был юный студент Егер, покончивший с собой из-за своего отца, остервенелого «истинного германца».