Усто Мумин: превращения

«К пятидесятилетию Парижской коммуны (1921 г. — Э. Ш.) нам поручили сделать ряд плакатов на эту тему. Отвели для работы помещение бывшего магазина Яушева на Кауфманской улице (ныне К. Маркса). Сильные электролампы заливали светом временную мастерскую, а у окон, не отходя, толпились любопытные — такого здесь еще не видали. Я нарисовала женщину, расстрелянную версальцами, и рядом с нею — плачущего ребенка. Красный кармин подчеркивал героику Коммуны. Усто Мумин в это время призывал дехкан к коллективному труду, рисовал плакат о том, что допотопный омач (соху. — Э. Ф.) пора сдать в музей. Такая работа совершалась, повторяю, по ночам, ибо днем ждало другое дело»[296].

На эту работу, как следует из воспоминаний Мануиловой, Усто Мумин был привлечен своим давним другом Аркадием Мордвиновым, вместе с которым был мобилизован в Красную армию, где они оба служили политруками в Стрелковом полку 6-й Рязанской дивизии[297] (а также учились недолгое время в Оренбургских ГСXМ), далее вместе с Мордвиновым по мандату Комиссии Туркцика направились в Ташкент для укрепления и развития культуры и искусства в Средней Азии.

Усто Мумин. Рисунок из газеты «Семь дней». 1929

Далее Мануилова пишет:

«Нарком по делам искусств — молодой архитектор А. Г. Мордвинов — сразу определил нас к делу. Все художники были мобилизованы на идеологическую борьбу с басмачами и интервентами. Нашим оружием стали кисти и краски. По собственным рисункам, утвержденным ЦК республики, мы размножали нашу продукцию, а утром ее развозили по кишлакам и дальним заставам. Часто спешная работа длилась до самого утра»[298].

Ташкент обладал каким-то загадочным притяжением, многие из побывавших здесь писали об этом. Так, Корней Чуковский, оказавшийся в городе в начале войны, в 1941 году, писал:

«У парикмахера — веер. Попрыскает одеколоном — и веет. У чистильщика сапог — колокольчик. Почистил сапог — и зазвенит, чтобы ты подставил ему другой. Тополя — необыкновенной высоты, придают городу особую поэтичность, музыкальность. Я брожу по улицам, словно слушаю музыку — так хороши эти аллеи тополей. Арыки и тысячи разнообразных мостиков через арыки, и перспективы одноэтажных домов, которые кажутся еще ниже оттого, что так высоки тополя, и южная жизнь на улице, и милые учтивые узбеки, и базары, где изюм и орехи, и благодатное солнце. Отчего я не был здесь прежде, отчего я не попал сюда до войны? <…> Но все же я рад, что я хоть на старости увидел Ташкент»[299].

Виктор Уфимцев. Художники Узбекистана. 1920-е

Фонд Марджани, Москва

Новый город, новый круг Усто Мумина — это новые знакомства, новые художники. Среди них — Михаил Курзин[300], Александр Волков, Лев Бурэ^{44}, Елена Коровай и другие.

Попробую воссоздать (по свидетельствам очевидцев) тогдашнюю атмосферу. Вот воспоминания о конце 1920-х годов Виктора Уфимцева: