Усто Мумин: превращения

Собирались раз в неделю по субботам. Бурцев приносил четверть водки (этакая большая бутыль на 2,5 литра — их теперь нет), спорили об искусстве, рисовали натуру или друг друга. Собирались мы часам к восьми вечера и к полуночи расходились по домам. Александр Николаевич Волков был раза два-три, потом перестал ходить. Я его как-то спросил: «Александр Николаевич, почему же Вы не бываете у Казакова?» Он улыбнулся и сказал: «Они собираются в восемь „с четвертью“, а расходятся в двенадцать „без четверти“, а это не мой план»[313].

Виктор Уфимцев, Владимир Рождественский, Лия Уфимцева, Усто Мумин. Ташкент, 1930-е

Галеев-Галерея, Москва

Одной из ярких фигур тогдашнего художественного Ташкента был Сергей Петрович Юдин, художник старшего (по сравнению с Николаевым и его соратниками) поколения. Свой туркестанский путь он начал с Нового Маргелана (Ферганы), где не только рисовал местные пейзажи, но и увлекся театральной деятельностью. Юдин стал пионером в изображении горного пейзажа Средней Азии. В 1901 году он переехал в Ташкент.

Художественная среда, в которую попал Усто Мумин, начала формироваться с 1910 года. У ее истоков стоял Юдин, он организовал вместе с Иваном Казаковым и Вячеславом Развадовским^{49} в 1915 году первую Туркестанскую художественную выставку, а в 1918-м преподавал в первой Туркестанской высшей художественной школе. Мастерская Юдина была ведущей, его считал своим учителем Карахан, в ранних полотнах которого чувствуется влияние наставника[314].

В 1920-х годах в Ташкенте поэтапно возникают официально регистрируемые организации художников: АXР[315], «Мастера нового Востока»[316], АРИЗО[317].

В 1927 и 1929 годах проходят первая и вторая выставки ташкентского филиала АXР. Вторая примечательна тем, что на ней была выставлена знаменитая «Гранатовая чайхана» Александра Волкова.

Продолжает вспоминать Карлов:

У него картины как-то даже светились. Когда люди стояли около его картин, то большинство из них ругались, но не отходили, и все смотрели на свои рубашки, кофты, на подошедших соседей и искали на них отсветы от картин Волкова. Некоторые заглядывали за картины, искали — не подмонтированы ли сзади картины цветные лампочки. Я был дежурным по этой выставке: помню, ходила женщина с маленькой девочкой по залам, девочке было лет шесть. Долго они ходили, а потом девочка потянула маму за руку в зал Волкова и говорит: «Пойдем посмотрим туда, там такие „громкие“ картины». Через сорок лет в Москве была выставка А. Н. Волкова. Я выступал с воспоминаниями о нем и рассказал об этом случае. Выходит после меня на трибуну художница (забыл ее фамилию) и начала свое очень интересное выступление словами: «…Я та самая девочка, которая звала маму смотреть „громкие“ картины». Это мгновенье для меня было самым счастливым[318].