Проходит не больше двух минут. Вся Одесса лежит под нами, точно карта города, изданная городской управой, где улицы оставлены белыми, кварталы — иллюминованы красным и желтым, а море обозначено голубым. Еще две минуты — и весь этот вид точно придавливается грязноватым туманом, в котором едва различаешь фабричные трубы и колокольни церквей… Все, что я вижу под собой, мне представляется не более чем скучной, ничего не говорящей моей душе, какой-то выдуманной и совсем неинтересной картой. И это чувство равнодушия к земле настолько сильно, что оно меня самого удивляет. Шар идет вверх, но движение его совершенно для нас незаметно… Испытываю лишь ощущение невесомости собственного тела и странной неустойчивости ног».
Облетев Одессу по периметру и поднявшись на высоту до 1250 метров, воздушный шар «Россия», ведомый Сергеем Уточкиным, с писателем Александром Куприным на борту благополучно приземлился на поле за городом, где был встречен местными крестьянами, а также организаторами полета на автомобиле «Fiat Brevetti».
Глава седьмая
Совершая какой-нибудь из нехитрых экспериментов своих, — мне никогда не случалось, даже вынося должную кару, — раскаиваться в совершенном.
Статский советник, товарищ прокурора Одесского окружного суда, гласный городской думы Федор Николаевич Литвицкий проживал в своем доме по адресу Большая Арнаутская, 44.
На первом этаже этого же здания располагались библиотека, зрительный зал и мастерские Общества вспомоществования литераторам и ученым, учредителем и председателем которого был сам владелец дома.
Довольно часто по вечерам здесь проходили благотворительные концерты, встречи ученых, литературные чтения, что сделало дом на Большой Арнаутской местом хорошо известным в Одессе, и потому среди посетителей мероприятий господина Литвицкого можно было встретить весьма популярных в городе персон: от высокопоставленных чиновников до актеров, писателей, художников, а также стремительно набиравших в ту пору популярность атлетов, которые впоследствии будут себя гордо именовать спортсменами.
Бывал здесь и Уточкин.
Скорее всего, именно здесь в конце 90-х годов XIX века на одном из вечеров Общества вспомоществования и произошла встреча Сергея Исаевича с дочерью Федора Николаевича Ларисой.
Едва ли статский советник Литвицкий был в восторге от знакомства шестнадцатилетней Ларисы Федоровны с известным велосипедистом и любимцем одесской публики Сережей Уточкиным, с человеком, о котором журналист Аминад Шполянский (Дон Аминадо) писал: «И все же, в смысле славы, сияния, ореола — Сережа Уточкин был куда крупнее, значительнее, знаменитее. И бегал за ним не один только женский пол, а все население, независимо от пола, возраста, общественного положения и прочее».
Назвать Уточкина красавцем было нельзя — рыжий, коренастый, вечно переломанный и перебитый, а потому кажущийся косолапым, весьма простой в обращении, да еще и заикается.
И Лариса Федоровна — дочь статского советника, гласного городской думы: с чертами лица правильными и благородными, с пристальным и доброжелательным взглядом, а посему сдержанная и немногословная, совершенно соблюдающая осанку и стиль. По крайней мере именно такой она предстает перед нами на портрете работы академика живописи Николая Дмитриевича Кузнецова.
Но как бы то ни было, в 1898 году молодые повенчались, и вскоре у них родился сын.
Однако рождение ребенка никак не повлияло на ритм и стиль жизни Сергея Исаевича. Спорт, в частности велосипед, по-прежнему оставался его страстью, и семейная жизнь развивалась исключительно на фоне этой страсти.
«Московские ведомости» сообщают: «7 марта 1901 года в Михайловском манеже, в Петербурге, во время перебежки на велосипедных гонках, одесский велосипедист Сергей Уточкин, при въезде на вираж, стараясь перегнать ехавшего впереди велосипедиста, поднялся очень высоко, ударился о барьер и упал под колесо велосипедиста Станислава Кельдерса, последний также упал и получил сотрясение организма и надлом седьмого ребра с левой стороны; Уточкин, по словам газет, получил поранение на правом боку».
Однако если для Уточкина подобный инцидент не был чем-то неожиданным и уж тем более драматическим, скорее рутиной, то можно себе представить, какие переживания при этом испытывала Лариса Федоровна.
И все повторялось снова и снова — больничный режим, перевязки, смертельная тоска от невозможности двигаться, тренироваться и выступать, головные боли, а еще воспоминания о том, как в детстве точно так же, как сейчас Лариса, Леля наклонялась к нему и говорила, что сейчас надо принять лекарство, а он смотрел на нее и думал о том, что это именно из-за него она вынуждена страдать.
Сергею становилось жалко Ларису Федоровну, он пытался обнять жену за шею, поцеловать, но острая боль входила внутрь его тела и не давала ему возможности пошевелиться.
Он засыпал.
Из воспоминаний Сергея Уточкина «Мой первый полет»: