Работал он в это время только над кинороманом „Сердца трёх“… Пытаясь залить вином горе, неуверенность в себе, он пил без конца. Ничто не помогало.
„Он, — писал И. Стону, — полюбил чувство опьянения, дикий смех и песни, буйные драки, случайных друзей.
Причудливые фантазии, возникавшие в его мозгу, заставляли его, как ему казалось, говорить с особым блеском. Как только они исчезали, он вновь напивался.
Он всегда был человеком крайностей, и неуверенность в себе принуждала его доказывать себе самому и другим, что он не хуже, а лучше остальных, что для него нет ничего невозможного“.
Когда он возвратился в Глен-Эллен, друзья едва узнали его.
По словам Элизы, это был совершенно другой человек. Он разжирел, у него отекли и распухли лодыжки, лицо обрюзгло, потухли глаза».
Уремия, а, скорее, то, что терапевты обозначают сейчас аббревиатурой «ХПН» — хроническая почечная недостаточность, «подтачивала здоровье и волю писателя».
Чтобы заглушить приступы болезни, Лондон принимал наркотики, чаще обращал к спиртному.
«Смертельно устал» — эти слова многие слышали от него осенью 1916 года.
Возможно, Джек Лондон повторил описанный им самим в романе «Маленькая хозяйка большого дома» способ самоубийства.
Безысходность изображённого в произведении любовного треугольника — сюжет не новый.
Однако оригинальным оказалось его решение. Автор заставил героиню, неспособную выбрать из двух любимых мужчин одного, сделать себе смертельную инъекцию морфия.
Вечером 20-го ноября он ещё говорил о школе, которую хотел открыть при ранчо.
А «утром его нашли в безнадёжном состоянии: то ли он случайно принял большую дозу болеутоляющего наркотика, то ли это было чуть-чуть замаскированное самоубийство…
В 1913 году, за три года до своей смерти, Джек Лондон написал афтобиграфичейский повесть Джон — Ячменное Зерно».
Повесть имела большой успех, а некоторые историки американской литературы даже утверждают, что публикация провести стала одним из факторов, приведших к введению в США «сухого закона».
По своей сути эта повесть раскрывает отношение писателя к спиртному, которое он всячески порицает, но и в то же время поет дифирамбы.
Так, виски у него «изощряет ум, нашептывает роковые истины, освещает серость жизни багряными лучами прозрения… Втягиваясь в пьянство, я стал подмечать, что все яркие моменты жизни неизменно связаны с возлияниями. Каждое из них было памятным событием».
«Избави меня Бог, — пишет Лондон, — от того большинства обыкновенных людей, которых нельзя назвать хорошими, ибо от них веет холодом, которые не курят, не пьют, не употребляют бранных слов, но зато ничего не осудят, никогда не совершат смелого поступка.
Это все малодушные людишки, глушащие в себе зов жизни, не осмеливающиеся рвать паутину быта.
Вы их не встретите в кабаке, но не увидите и на баррикадах. Я всегда замечал, что пьяницам свойственно чувство товарищества».
Наверное, в счилу всех этих причин Джек без труда глотал противное, неразбавленное виски.
Виски привлекало писателя если не вкусом, так ореолом сильного мужчины, компанейского парня, опытного путешественника.
«Подобная лихорадка творчества могла окончиться лишь тяжелым психическим заболеванием…
Бывали периоды, когда я не вставал из-за письменного стола по пятнадцать часов, забывал даже поесть или ради столь скучного дела не хотел прерывать вдохновения.
Однажды, окончив утреннюю работу, я выпил перед обедом коктейль в одиночестве. С того дня я стал всегда пить бокал перед обедом…
Тут-то он меня и сцапал, Джон — Ячменное Зерно! Я начал пить регулярно, а главное — пить в одиночестве. Я пил уже не ради вкусовых ощущений, а ради действия, которое произведет на меня алкоголь».
В тех случаях, когда писатель устраивал себе «выходной», он «не боялся выпить первый раз довольно рано: ведь я не нарушаю своего правила! Во мне горел ненасытный огонь. Пламя поддерживалось изнутри и разгоралось все ярче.
В течение дня не было ни минуты, когда бы мне не хотелось пить.
Я начал отрываться от работы, чтобы осушить стакан, написав пятьсот слов. А вскоре и вовсе не приступал к работе, пока не выпью.
Я очень хорошо понимал, чем все это грозит, и положил себе за правило не пить, пока не кончу писать. Но тут возникло неожиданное дьявольское осложнение. Без алкоголя работа уже не шла. Не выпив, я не мог писать.
Я начал бороться с этим. Вот она, мучительная жажда, — которой я не знал раньше!
Я сидел за письменным столом, брал в руки перо, вертел бумагу, но слова не шли.
В мозгу была одна лишь мысль: против меня в буфете стоит Джон — Ячменное Зерно. Отчаявшись, я наливал себе виски, и тогда колесики в мозгу возобновляли работу, и я отстукивал тысячу слов на машинке».
Только с высоты своего возраста и горького опыта Джек понял, что именно этим манером Джон — Ячменное Зерно чуть не погубил Джека-подростка.
Надо полагать, Джек ошибался, посокльку в известной степени спиртное сыграло свою роль в ее столь раннем уходе.