Утраченное искусство воспитания. Чему древние культуры могут научить современных родителей

На четвертую ночь в Чан-Каяле я так взволнована, что не могу заснуть. Ворочаюсь в гамаке. Смотрю на круглый вентилятор под потолком. Слушаю лай собак на улице. Но всё это не помогает, а жара в комнате около 35 °C даже в 2 часа ночи – только усугубляет ситуацию.

Наконец, около 5 утра, до первого петуха, слышу, как на подъездную дорожку въехал грузовичок. Выскакиваю из гамака, обёртываюсь в розовую юбку-саронг и на прощание целую спящую Рози в липкий лоб. Сегодня я увижу то, чего ждала больше года.

Всякий раз, когда рассказываю друзьям и семье о супермамах майя и о том, как мало они спорят с детьми, многие отвечают одинаково, по-американски: «Да, но ты не видела, как по утрам они собирают детей в школу. Вернись и понаблюдай – и ты наверняка увидишь конфликт».

Что ж, сегодня я собираюсь сделать именно это: посмотреть, как майя справляются с этой вселяющей ужас утренней обязанностью.

Запрыгиваю в пикап. За рулем сидит тот, благодаря кому эта поездка и стала возможной: Родольфо Пуч. Ему чуть за 30, это яркий мужчина с густыми черными бровями и блестящими черными, зачесанными наверх волнистыми волосами. На нем белоснежная рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами.

– Días[32], – в знак приветствия говорит он.

– Días, – отвечаю я.

– Готовы увидеть, как Тереза трясет гамаки? – широко улыбаясь, спрашивает он. У Родольфо великолепная улыбка, в которой задействованы не только губы, но и щеки, глаза, лоб.

Говорю ему, что жду не дождусь и еще раз благодарю за эту возможность. Пока проезжаем деревню, солнце только готовится взойти и окрашивает небо в такой ярко-оранжевый, какой бывает у сердцевины спелого нектарина.

Родольфо вырос в деревне, похожей на Чан-Каял, и сегодня руководит туристической компанией. Я наняла его для организации интервью с семьями и перевода с языка майя на английский и обратно. Его помощь неоценима. Как бы нелепо ни звучали мои идеи, он всегда отвечает одинаково – кивает головой и говорит: «Да, сделаем. Сделаем». А затем находит решение, которое потом реализует и тем самым удовлетворяет мои исследовательские потребности[33].

Так случилось и сейчас. Родольфо убедил живущую в деревне семейную пару – Марию Терезу Каамаль Ицу и Бенито Кумул Чан – позволить нам прийти к ним домой в предрассветный час и записать на аудио, как они готовят своих детей к школе. Им необходимо одеть, накормить и выпроводить из дома ни много ни мало четверых отпрысков – и всё это до семи утра.

– Если они не подойдут к воротам школы к этому часу, их не допустят до занятий, – поясняет Родольфо.

Ну что ж, я готова увидеть борьбу и крики.

Подъезжаем к дому Терезы и Бенито. Свет выключен. Мертвая тишина. Все, кроме Терезы, еще спят. Она ждет нас на крыльце. Одета безупречно – будто собирается на деловой обед на Манхэттене. Узкая розовая юбка, розовая кружевная блузка, длинные волосы собраны в хвост.

– Días, – тихо говорит она, кивая головой, когда мы входим.

– Días, – шепчем мы с Родольфо.

Три ее дочери всё еще спят в висящих в гостиной гамаках. Тереза сразу же приступает к делу, пытаясь их разбудить. Она дергает за край гамака.

– Просыпайся. Просыпайся, Клаудиа. Тебе нужно в школу, – мягко говорит Тереза своей младшей, 6-летней дочери, которая дрыхнет без задних ног. – Просыпайся. Просыпайся. Ай-яй-яй… – ее голос остается тихим, но в нём уже можно уловить легкий намек на досаду.

Ага! Вот он, конфликт матери с дочерью. Сжимаю микрофон, чтобы со всей четкостью зафиксировать, как Тереза отреагирует на непослушание.

Но тут происходит резкий поворот сюжета – буквально. Вместо того чтобы и дальше расталкивать маленькую Клаудию, Тереза уходит в дальний угол комнаты – и замирает. Это пауза перед тем, чего я никогда не видела в арсенале западных мам, – перед превращением. А превращается Тереза в дирижера – или, еще лучше, в бейсбольного менеджера, что безмолвно руководит командой с кромки поля. Вместо громкого потока инструкций, угроз и разъяснений она общается с помощью мимики и жестов. Почесывание носа означает «начинай одеваться», пощипывание уха – «расчесывай волосы», а быстрый кивок – «ты хорошо справляешься». Если не всматриваться, то даже и не поймешь, что происходит.

Тереза начинает с первого бейсмена[34] – 11-летнего Эрнесто. Он любит школу и уже проснулся, оделся и направился к выходу. «Вернись. Найди свою обувь, Эрнесто», – буднично говорит Тереза. Эрнесто не отвечает и выбегает через парадную дверь. Проигнорировал слова мамы? Неясно. Но Терезу, похоже, это не волнует. Не смущаясь, она поворачивается к своему лучшему питчеру[35] – Лауре. Ей 16, и она хорошо знает правила игры.

– Причеши младших девочек, – говорит ей Тереза, и вновь обыденно. Она не выражает срочности или стресса, но и не приукрашивает просьбу, не смягчает интонацию и не добавляет к указанию лишних слов, например: «Ты не против того, чтобы причесать девочек?», или «У тебя есть желание причесать девочек?», или даже «Не могла бы ты причесать девочек?». Нет, она просто формулируют прямую просьбу: «Причеши младших девочек». И это работает.