Утраченные смыслы сакральных текстов. Библия, Коран, Веды, Пураны, Талмуд, Каббала

Но фундаментальные и при этом непосредственно не воспринимаемые перемены могут дезориентировать. Люди не видят, в каком направлении движется общество, но ощущают изменения – разрозненные, бессвязные, тревожные[1284]. Некоторые чувствовали, что ритуалы и практики благочестия, поддерживавшие западное христианство более тысячелетия, в новом мире уже неуместны; пятнадцатый век стал, возможно, самым благочестивым в истории Европы – но, быть может, именно поэтому верующие все острее переживали продажность клириков и все больше тревожились о том, что у Римской Церкви мало общего с Церковью, основанной Христом. Некоторые боялись, что близок конец света, и были убеждены, что лишь решительная реформация спасет христианский мир от божественного возмездия[1285].

Воплощением и живым голосом этого беспокойства стал Мартин Лютер (1483–1546), профессор Библии и философии в Виттенбергском университете. Молодым монахом он досконально исполнял все правила своего ордена, однако обнаружил, что эти практики, сформированные в совершенно иных условиях, не успокаивают его почти патологический страх смерти[1286]. Облегчение он нашел в экзегезе. Готовя цикл лекций о псалмах, он истолковал буквальный смысл одного стиха в Пс 70 – «Праведностью [justitia] твоею избавь меня»[1287] – как молитву Христа к Отцу. Затем, обратившись к нравственному смыслу, преобразил эти слова в молитву верующего к Христу – и вдруг, к безмерному своему изумлению и восторгу, понял, что это означает: Христос может даровать грешнику свою собственную праведность[1288]. Вскоре после этого, истолковывая на занятиях в башне своего монастыря Послание к Римлянам, он надолго задумался над приведенной Павлом цитатой из пророка Аввакума:

Ибо я не стыжусь благовествования Христова, потому что оно есть сила Божия ко спасению всякому верующему, во‐первых, Иудею, потом и Еллину. В нем открывается правда Божия от веры в веру, как написано: «праведный верою жив будет»[1289].

Лютер всегда понимал под праведностью [justitia] Бога божественную справедливость, приговаривающую грешника к аду. Как же это может быть «благовествованием»? И как «праведность» связана с «верой»? Но он припомнил псалом 70 – и все встало на свои места. Павел, понял он, говорит, что Бог дарует грешнику, имеющему веру во Христа, собственную праведность. «Я почувствовал, как будто снова родился, – писал Лютер позже, – как будто вошел открытыми вратами прямо в рай»[1290].

Доктрина оправдания единой верой – отличительный «знак» Лютера – означает, что, если у грешника есть вера, он может сказать: «Христос сделал для меня достаточно. Он праведен. Он умер за меня. Он сделал свою праведность моей праведностью»[1291]. Под «верой» (fides) Лютер понимал не признание за истину некоего набора тезисов. Он использовал это слово в его первоначальном смысле – преданности и доверия. «Вера не требует сведений, знания и определенности, – объяснял он, – но лишь свободного подчинения и радостной готовности положиться на немыслимую, неощутимую, неиспробованную доброту [Бога]»[1292]. Его истолкование слов Павла отличается от их изначального значения, но Лютер здесь занимается традиционным искусством экзегезы писания – придает ему новый смысл, прямо относящийся к его ситуации. Впрочем, есть и важное различие. Искусство писания требовало также кенозиса, «опустошения» себя, сопряженного с сострадательным порывом к другим. Но такая интерпретация писания полностью относилась к самому Лютеру – его вере, его спасению, его страху смерти – а сострадание, как мы увидим далее, не входило в число его добродетелей.