Утраченные смыслы сакральных текстов. Библия, Коран, Веды, Пураны, Талмуд, Каббала

Требуя изучать писание, ибн Абд аль-Ваххаб всегда подчеркивал важность дискуссии, аргументации и пристального внимания к значению слов Корана. Правило о том, что любой, кто не принимает его взглядов – кяфир, то есть неверующий, первым ввел Ибн Таймия; некоторые из учеников ибн Абд аль-Ваххаба также склонялись к этому суровому взгляду, но сам он всегда настаивал, что лишь Богу ведомо, что в сердце человека, так что ни о ком не следует судить, мусульманин он или нет. Не соглашался он и с теми своими последователями, что пропагандировали более воинственное понимание ислама. Как и ранние экзегеты, он трактовал стихи о джихаде в их историческом контексте, накладывавшем на возможность ведения войны многочисленные ограничения[1388]. Однако более агрессивные ваххабиты перешли на сторону Ибн Сауда, мечтавшего создать себе в Аравии крупное королевство. Именно из-за влияния этих людей писания Ибн Таймии были в начале XIX века приняты как ваххабитский канон – и решение это привело ваххабитов к более бескомпромиссному истолкованию Корана.

* * *

В то время как западные христиане все более агрессивно делились на секты, Индия двигалась в противоположном направлении. Акбар (1542–1605), третий могольский император, выстроил Дом Богопочитания, где собирались для обсуждения духовных вопросов ученые всех религиозных традиций, и создал суфийский орден, посвященный «божественному единобожию» (таухид-э-илахи), основанному на убеждении, что Единый Бог открывает себя в любой верно направленной религии. В ноябре 1598 года Акбар, вместе со свитой из писцов, художников, поэтов и музыкантов, отправился в Гоиндвал в Пенджабе и посетил там Арджана, пятого гуру сикхов. Во время визита в качестве демонстрации власти Моголов показывались имперские рукописи, и, возможно, это побудило гуру Арджана отредактировать гимны и писания своих четверых предшественников, вместе с двумя тысячами гимнов собственного сочинения, создав таким образом первое официальное писание сикхов. Первый гуру Нанак, разумеется, отвергал саму идею писаного канона, но Амар Дас, третий гуру, вымостил путь четвертому, создав двухтомный сборник из стихов всех троих гуру, а также некоторых средневековых поэтов. По-видимому, некоторые враги гуру Арджана распространяли под именем Нанака сомнительные тексты, призванные отвратить сикхов от его законного преемника, так что Арджан подготовил авторизованную версию, утверждающую его права[1389]. Начал он немедленно после визита Акбара, и плодом его трудов стал «Ади Грантх» – «Первый том» сикхских писаний, заключенный как святыня в Золотой Храм в Амритсаре.

В этом новом писании мы находим множество ценностей, с которыми уже встречались в других традициях, но от которых Запад теперь начал отказываться. Декарт достиг своего философского прозрения в интенсивном диалоге с самим собой, полностью полагаясь на собственный разум. В каком-то смысле то же самое сделал и Нанак. Он не получал откровений от какого-либо божества извне; скорее, его трансцендентный опыт стал результатом глубокой перестройки сознания путем внутреннего диалога, в котором одна часть души обращалась к другой[1390]. Почти каждый раздел «Ади Грантх» начинается словами: «О Нанак!» – но говорит здесь не персонализированный «Бог» и не какая-либо внешняя сила. В процессе, отчасти напоминающем неоконфуцианское учение о «двух разумах», мы слышим, как бессознательное Нанака обращается к его неискупленному сознанию, зовет его, убеждает, утешает и осыпает ласковыми словами, словно возлюбленную.

Триумфальное завершение одинокой борьбы Декарта стало торжествующим утверждением эго: «Cogito, ergo sum». Но неискупленное сознание Нанака оказалось отчуждено от лучшей половины его «я» именно потому, что постоянно занималось сохранением и усилением эго, что-то высчитывало и рассчитывало, пылало гневом, манипулировало другими ради собственной выгоды, предавалось негативным эмоциям – и вечно преследовало его знание о собственном грядущем исчезновении:

Ум – это слон, что в ярости несется
Через джунгли, соблазненный приманками мира сего.
Бродит здесь и там, преследуемый смертью,
Но благодаря гуру сможет найти путь домой[1391]

.

Истинный «дом» неискупленного сознания – его бессознательное, готовое смириться со смертью, тленностью и преходящестью. Оно понимает то, что «Ади Грантх» именует «заповедью» (хакам): уничтожение есть фундаментальный закон жизни. Лишь тогда мы превзойдем свое эго и переживем встречу с трансцендентным, которое сикхи называют «Единым», «Именем» или «Словом», когда всем сердцем и душой примем, что все существующее, включая и нас самих, рано или поздно прейдет: