Утраченный путь

Их разговор, как нередко случалось, перешел в рассказ: Освин поведал сыну историю Альбоина, сына Аудоина, короля лангобардов; поведал он и о великой битве между лангобардами и гепидами, которая ужаснула даже мрачный шестой век; и о королях Туризинде и Кунимунде, и о Ро-

замунде.

– Но такие истории на ночь лучше не рассказывать, – и Освин оборвал рассказ на том, как Альбоин пил вино из украшенного самоцветами черепа Кунимунда.

– Не очень-то мне нравится этот Альбоин, – сказал мальчик. – Мне больше нравятся гепиды и король Туризинд. Лучше бы они победили.

Почему ты не назвал меня Туризиндом или Турисмодом?

– Ну, вообще-то мама хотела назвать тебя Розамундой, только ты ро-

дился мальчиком. А она не успела помочь мне выбрать другое имя, ты же знаешь. Вот я и взял имя из той же хроники – я решил, что оно подойдет.

Оно ведь не только из этой истории, оно гораздо древнее. Может, ты пред-

почел бы, чтобы тебя звали «Друг Эльфов»? Твое имя значит именно это.

– Не-ет, – задумчиво протянул Альбоин. – Я люблю, чтобы имя что-то значило, но мне не нравится, когда имя что-то говорит вот так, в лоб.

– Ну, я, конечно, мог бы назвать тебя «Эльфвине» – это то же самое, 83УТРАЧЕННЫЙ ПУТЬ

только по-древнеанглийски. Я мог бы назвать тебя так не только в честь того, итальянского Эльфвине, но и в честь всех Друзей эльфов, что жили в древности. В честь внука короля Альфреда, что пал в день великой победы в 937 году, и того Эльфвине, что погиб во время знаменитого разгрома при Мэлдоне, и многих других англичан и людей Севера из длинной череды Друзей эльфов. Но я дал тебе имя в латинизированном варианте. Я решил, что так лучше. Былые дни Севера минули безвозвратно, а то, что осталось, дошло до нас в том виде, какой мы знаем, через христианство. Вот я и вы-

брал имя «Альбоин» – оно не совсем латинское и не совсем северное, как и большинство западных имен, – как и большинство людей, которые носят эти имена. Иногда это имя переделывают в «Альбин». Я мог бы назвать тебя так – и тебя никто бы не дразнил, в нем нет ничего смешного. Но оно чересчур латинское, и по-латыни значит «белый, светлый». А ты, мальчик, совсем не светлый и не белокурый – ты у меня темненький. Вот потому ты и Альбоин. А теперь все, спать пора!

И они пошли домой.

Но прежде чем лечь спать, Альбоин выглянул в окно. За обрывом виднелось море. Было лето, и солнце только-только садилось. Оно мед-

ленно уходило в воду, и наконец его алый край канул за горизонт. Море быстро угасало: с запада налетел холодный ветер, и от кромки заката, грозя земле, плыли черные тучи, распростершие громадные крылья к югу и к северу.

– Они похожи на орлов Владыки Запада, летящих к Нуменору, – сказал Альбоин вслух. Интересно, почему? Он не так уж удивился. В те дни он ча-

сто сочинял разные имена. Смотрит он на знакомый холм – и вдруг видит его в каком-то другом времени, в другой истории. «Зеленые склоны Амон-

эреббб», – говорил он. «Грохочут волны у берегов Белерианда», – промолвил он однажды, когда был шторм, и валы разбивались о подножия утесов, на которых стоял дом.

Некоторые имена он просто сочинял (или думал, что сочиняет): ему нравилось, как они звучат. Но другие казались «настоящими», словно не он произнес их первым. Вот, например, Нуменор. «Мне нравится это сло-

во, – подумал Альбоин. – Я мог бы выдумать длинную историю о земле Нуменор».

Он лег в постель, но история как-то не выдумывалась. Очень скоро имя позабылось. Нахлынули другие мысли – отчасти из-за слов отца, отчасти из-за его собственных сегодняшних грез наяву.

«Темноволосый Альбоин, – размышлял он. – Интересно, есть ли во мне латинская кровь? Если и есть, то, наверно, не так уж много. Я люблю западные берега и настоящее море – оно

УТРАЧЕННЫЙ ПУТЬ 39

совсем не такое, как Средиземное, даже в книжках. Я хотел бы, чтобы у него не было другого берега. А ведь существовали и другие черноволосые народы, кроме латинян. А португальцы – латиняне? Что они вообще такое, эти латиняне? Интересно, какие народы жили в Португалии, и в Испании, и в Ирландии, и в Британии давным-давно, совсем давно, раньше римлян, раньше карфагенян, – раньше всех? А интересно, что подумал тот человек, который первым увидел западное море?»

А потом Альбоин заснул, и ему приснился сон. Но когда он проснулся, сон забылся начисто: не осталось ни истории, ни образа – только навеянное ими чувство – чувство, которое у Альбоина ассоциировалось с длинными непонятными именами. И он встал. И пролетело лето, и Альбоин вернулся в школу, к латыни.

А еще он изучал греческий. А позднее, лет в пятнадцать, он взялся за другие языки, особенно северные: древнеанглийский, древнеисландский, валлийский, ирландский. Это не слишком поощрялось – даже отец-исто-

рик не то чтобы одобрял выбор сына. Похоже, считалось, что латыни и греческого за глаза довольно; и вообще, все это такое старье – а ведь есть отличные современные языки, на которых изъясняются миллионы людей; не говоря уж о математике и прочих полезных науках.