Утраченный путь

– Так ведь ты и не говорил. Я бы, наверно, так ничего и не узнал, если бы ты не забыл свои блокноты у меня в кабинете. Да и то, не так уж много мне о нем известно. Но, мальчик мой, ведь я и не подумал бы болтать, даже если бы знал больше. Только, пожалуйста, не трать на эти свои языки слишком много времени. Сам понимаешь, я беспокоюсь о твоей стип[ендии], и не только из высоких побуждений. Жалованье-то у меня – не разгуляешься.

– Да я ими давно уже не занимался – ну, почти не занимался, – сказал Альбоин.

– Что, не двигается?

– В последнее время не очень. Наверно, слишком много других дел. Но пару дней назад я нашел несколько совсем новых слов: например, л значит «соловей»; а лл – наверняка «ночь» (но не «тьма»). Вот с глаголом пока не все ясно. Но…

Альбоин запнулся. Застенчивость (и нечистая совесть) боролись с при-

вычкой к тому, что он называл «братство с ’ом» [[[3], и так или иначе, ему все равно хотелось поделиться своей тайной.

– …Но настоящая трудность в том, что тут пробивается еще один язык.

Он, кажется, родственный, но совсем другой, гораздо более… более север-

ный. значит «дерево» (это слово я уже давно нашел), а в новом языке «дерево» будет , и еще . У Солнца и Луны, кажется, похожие назва-

ния: в одном языке и , в другом – и . Мне иногда больше нравится один, а иногда другой, от настроения зависит. Белериандский действительно очень привлекателен, но изрядно усложняет дело.

– Господи помилуй! – воскликнул отец. – Да это серьезно! Ладно, до-

бровольно раскрытую тайну я сохраню. Только, пожалуйста, докажи, что, кроме сердца и настроения, у тебя есть еще и совесть. Или пусть у тебя появится настроение заняться латынью и греческим!

– Уже появилось. У меня целую неделю было такое настроение, рр

да и сейчас еще не прошло: меня, по счастью, потянуло на латынь, 24УТРАЧЕННЫЙ ПУТЬ

особенно на Вергилия. Так что я пошел.

Альбоин встал.

– Пойду почитаю малость. Я еще загляну уложить тебя в кроватку.

И захлопнул дверь, проигнорировав отцовское хмыканье.

На самом деле Эрролу не слишком понравилась последняя фраза.

Альбоин сказал это с любовью, и у отца потеплело на душе – но вместе с тем накатила грусть. Он поздно женился, и теперь пора было уходить со скромного учительского жалованья на еще более скромную пенсию, как раз когда Альбоину предстояло поступать в университет. И еще – он устал.

Эррол давно почувствовал это и в последний год уже признавался само-

му себе. Он никогда не был сильным человеком. Хотелось бы поддержать Альбоина подольше – отец помоложе так и сделал бы; но Эррол чувство-

вал, что его хватит ненадолго. «Черт побери, – сказал он себе, – мальчику его возраста не следует беспокоиться о том, чтобы отец вовремя лег спать.

Куда я дел свою книгу?»

Альбоин сидел в своей бывшей детской – теперь это был его кабинет –и смотрел во тьму. Он не скоро взялся за книги. «И почему жизнь такая короткая? – думал он. – Языки требуют много времени – как и все, что хочется знать. А – он выглядит усталым. Он мне так нужен – нужен на долгие, долгие годы. Даже если бы он дожил до ста лет, и мне было бы столько же, сколько ему теперь, он бы все равно был мне нужен. А он не доживет. Вот если бы мы не старели! продолжал бы работать и напи-

сал бы эту свою книгу о Корнуолле, про которую все толковал прежде; и мы разговаривали бы и разговаривали. Он умеет поддержать, даже когда не согласен или не понимает. Пропади он пропадом, этот эрессейский. Зачем только про него вспомнил! Опять сегодня сон приснится, это точно.

Увлекательная штука эти сны! И вся латынь побоку. очень благородно к этому относится, хоть и думает, что я все сочиняю. Кабы я сочинял, я бы бросил, чтоб его не огорчать. Но ведь оно само приходит – я просто не могу этого упустить. А тут еще белериандский…»

В разрывах облаков на западе показалась луна. Море слабо мерцало во мраке, огромное, бесконечное, до края света.

– Отвяжитесь от меня, сны! – воскликнул Альбоин. – Дайте мне спокой-

но поработать, хотя бы до декабря. Если я получу стип[ендию], это здорово подбодрит ’а.

В половине одиннадцатого он зашел к отцу. Тот задремал в кресле. Они отправились спать одновременно. Альбоин лег в постель и проспал до самого утра безо всяких сновидений. После завтрака он с энтузиазмом взялся за латынь; тем более что погода встала на сторону добродетели: дождь лил как из ведра.

УТРАЧЕННЫЙ ПУТЬ 43

Глава

Альбоин и Аудоин

Альбоин потом долго вспоминал тот вечер: после него сны прекрати-

лись, внезапно – как отрезало. Ему дали стипендию (на следующий год), и это действительно «подбодрило ’’а». В университете он вел себя до-

вольно хорошо и отвлекался не слишком часто (по крайней мере, так ка-

залось ему самому); правда, настроение заниматься латынью и греческим продержалось не настолько долго, чтобы сдать «модерашки» без сучка без задоринки. Оно, конечно, вернулось, но уже после экзаменов. Вот так всег-