Утраченный путь

да. Но он все равно перешел на исторический, и снова «подбодрил ’ », получив первую степень отличия. в этом очень нуждался. Пенсия –это совсем не то, что каникулы: отец словно бы уходил – незаметно, шаг за шагом. Продержался лишь до тех пор, пока Альбоин не получил свою первую работу: стал помощником лектора в университетском колледже.

Внезапно вернулись Сны – к вящему его замешательству, как раз перед «Школами». И с особенной силой проявились в следующие каникулы – по-

следние, что Альбоин провел в Корнуолле вместе с отцом. Но тогда Сны на время приняли новый оборот.

Альбоину вспоминалась одна беседа со стариком – это был чуть ли не последний раз, когда им удалось потолковать по душам. Сейчас в памяти воскресло каждое слово.

– Ну, мальчик, как твоя эрессейская эльфийская латынь? – с улыбкой спросил отец. Он, очевидно, собирался пошутить – словно говорил о давно забытых мальчишеских шалостях.

– Как ни странно, – ответил Альбоин, – в последнее время она не дает о себе знать. Зато есть много всего другого. Кое-чего я пока не понимаю.

Кое-что смахивает на какой-то кельтский язык. Кое-что похоже на очень древнюю форму прагерманского – я готов съесть свою мантию вместе с шапочкой, если это не дорунический.

Старик улыбнулся – почти рассмеялся.

– Что ж, мальчик, для историка это более надежная почва. Но ты риску-

ешь нарваться на большие неприятности, если выложишь все это филоло-

гам, – разве что сможешь опереться на какие-нибудь авторитеты.

– На самом деле похоже, что смогу, – сказал Альбоин.

– Так расскажи что-нибудь, если сумеешь обойтись без своих блокно-

тов, – лукаво предложил отец.

– « , », – процитировал Альбоин – эти слова застряли у него в голове, хотя смысла он не по-

нимал. Перевод-то был вполне ясен: «На запад лежал прямой путь, теперь он искривлен». Он помнил, как проснулся с ощущением, 44УТРАЧЕННЫЙ ПУТЬ

что это почему-то очень важно.

– А вот прошлой ночью я поймал кусок на обычном англосаксонском, –продолжал Альбоин. Он решил, что англосаксонский отцу должен понра-

виться: это же настоящий язык из исторического прошлого, и старик его когда-то неплохо знал. К тому же Альбоин помнил этот фрагмент очень отчетливо: самый длинный и наиболее связный из всего, что приходило до тех пор. Не далее как нынче утром он проснулся поздно, со стихами на устах: всю ночь ему снились сны. Он тотчас записал эти строки – иначе они исчезли бы к завтраку (обычно так и случалось), несмотря на то, что язык был ему знаком. Теперь он и наяву отлично их помнил.

ж Ж н б :

ъ

, й ,

, й .

э ? б н

б н ? .

Услышав имя «Эльфвине», отец поднял глаза и улыбнулся. Альбоин перевел ему стихи – возможно, в этом не было необходимости, но старик успел позабыть многое из того, что когда-то знал гораздо лучше, чем англо-

саксонский:

– «Так сказал Эльфвине дальностранствовавший: “Много есть в Запад-

ных краях неведомого людям, чудес и странных созданий, земля светлая и прекрасная, дом эльфов, благодать богов. Немногие поймут тоску того, кому старость препятствует вернуться”».

Юноша внезапно пожалел, что перевел последние две строки. Отец посмотрел на него со странным выражением на лице.

– Старики поймут, – сказал он. – Но старость не мешает уйти – .

Нет нам [[[4]: вернуться мы не можем. Не нужно напоминать мне об этом. Но это – насчет Эльфвине-Альбоина – это хорошо. Тебе стоит сочи-

нять стихи.

Черт побери – можно подумать, он стал бы сочинять подобные стихи, специально, чтобы читать их старику, который одной ногой стоит в могиле.

Отец и в самом деле умер следующей зимой.

В целом Альбоин оказался удачливее своего отца; почти во всех отно-

шениях, кроме одного. Он достаточно рано сделался профессором исто-

рии; но он, как и его отец, потерял жену и в двадцать восемь лет остался с единственным сыном на руках.

Наверно, он был неплохим профессором, не хуже прочих. Пусть всего лишь в скромном университете на юге страны, где на продвижение наде-

яться не приходилось. Но, во всяком случае, работа ему не надоедала, и УТРАЧЕННЫЙ ПУТЬ 45

история – даже преподавание истории – казалась все такой же интересной (да и важной). По крайней мере, он выполнял свой долг – или надеялся, что выполняет. Границы его предмета выглядели несколько расплывчатыми.

Ведь он, конечно же, не бросил всего остального: легенд и языков – что немного странно для преподавателя истории. Однако что есть, то есть: он достаточно неплохо разбирался в этой книжной премудрости, хотя нема-

лая ее часть выходила за рамки профессиональных обязанностей.

И еще – Сны. Они приходили и уходили. А в последнее время они яв-

лялись все чаще, и … все больше подчиняли себе. Но при этом оставались дразняще лингвистическими. Никаких историй, никаких образов он не помнил – только чувствовал, что видел и слышал что-то, что ему очень хотелось увидеть, и он много бы дал, чтобы увидеть и услышать все это снова, – и еще обрывки слов, фраз, стихов. Эрессейский, как Альбоин на-