– Да… д-да нет, ничего, на самом деле, – отвечал Альбоин. – Я, кажется, задумался. Вот день сегодня выдался мрачный такой – напоследок-то, ка-
никулы ведь заканчиваются. Что ты собираешься делать?
– Надо же! – удивился Аудоин. – А я-то думал, ты любишь ветер. Я вот люблю. Особенно добрый старый западный ветер. Я пойду прогуляюсь вдоль берега.
– А что такое?
– Да ничего – просто ветер сегодня.
05УТРАЧЕННЫЙ ПУТЬ
– Ну, и что тебе в этом чертовом ветре? – спросил Альбоин, злясь не-
понятно на что.
Юноша сник.
– Н-не знаю, – ответил он. – Просто я люблю быть на ветру, особенно у моря. Я думал, ты тоже.
Повисло молчание.
Немного погодя Аудоин начал снова, довольно робко:
– Помнишь, пару дней назад, на утесах у Преданнака, когда под вечер появились такие странные облака и поднялся ветер?..
– Да, – сухо ответил Альбоин.
– Ну вот, и когда мы вернулись домой, ты тогда сказал, что это тебе словно что-то напоминает, и ветер будто пролетает сквозь тебя, как… как легенда, которую никак не вспомнишь. И что потом дома, в тепле, у тебя та-
кое ощущение, словно ты услышал длинную историю, которая тебя очень взволновала, но не оставила совершенно никаких образов…
– Разве? – сказал Альбоин. – Я только помню, что было ужасно холодно, и я обрадовался огню.
Он тут же пожалел об этом, ему стало стыдно. Потому что Аудоин сразу замолчал – а ведь было ясно, что мальчик затеял этот разговор не просто так, он пытается рассказать что-то, что у него на душе. Но что поделать! Ну не может он сегодня говорить о таких вещах. Ему было холодно. Он хотел покоя, а не ветра.
Вскоре после завтрака Аудоин ушел, объявив, что намерен хорошенько поразмять ноги и вернется не раньше, чем к чаю. Альбоин остался дома.
Весь день его преследовало ночное видение. Оно не походило на обычные сны. И еще – было на удивление нелингвистическим (для Альбоина) – хотя через слово «Нуменор» напрямую соотносилось с его словесными снами.
Альбоин не мог сказать, на каком языке он говорил с Элендилем, на эрес-
сейском или на английском.
Он неприкаянно бродил по дому. Книги не читались, трубки не раску-
ривались. День ускользал меж пальцев, бесцельно убегал в пустоту. Сына он не видел – тот даже к чаю не вернулся, а ведь почти обещал. Стемнело, как показалось Альбоину, необычно рано.
Поздним вечером Альбоин сидел в своем кресле у камина.
«Я страшусь этого выбора», – сказал он себе. Он не сомневался, что вы-
бор – реален. Выбирать все равно придется, так или иначе, как бы он это ни представлял самому себе. Даже если отбросить Сон как «просто сон», это все равно будет выбор – это будет означать, что он отказался.
«Но я не могу заставить себя отказаться, – думал Альбоин. – Я полагаю – я почти уверен, – Аудоин согласился бы. И рано или поздно он узнает, УТРАЧЕННЫЙ ПУТЬ 51
что я выбрал. Скрывать от него свои мысли с каждым днем все труднее: мы слишком близки, и не только по крови, чтобы таиться друг от друга.
Хранить такой секрет окажется невмоготу. Мое желание усилится вдвое от осознания, что я мог бы, но не сделал, – и станет нестерпимым. А Аудоин, наверно, решит, что я обворовал его из трусости.
Но это же рискованно, это смертельно опасно – по крайней мере, меня так предупредили. Ладно я. Но Аудоин? Но разве эта опасность больше той, которую таит в себе отцовство? Приходить в мир смертельно опасно в любой точке Времени. И, однако, тень этой опасности кажется мне бо-
лее тяжкой. Почему? Потому что это исключение из правил? Или оттого, что приходится выбирать задним числом: заново переживать опасность отцовства? Дважды стать отцом одного и того же человека – тут поневоле задумаешься. Быть может, я уже возвращаюсь вспять. Не знаю. Не уверен…
Отцовство – это выбор, но оно не вполне в нашей воле. Быть может, эта опасность зависит от моего выбора – и тем не менее вне моей воли. Не знаю. Как темно… Как воет ветер… Буря над Нуменором».
Альбоин уснул в кресле.
Он взбирался по лестнице, все выше и выше, на высокую гору. Он чув-
ствовал – кажется, даже слышал, – что Аудоин идет за ним, тоже подни-
мается следом. Он остановился – он почему-то знал, что стоит на том же месте, что и прошлой ночью; хотя фигуры видно не было.
– Я сделал выбор, – сказал он. – Я отправлюсь в прошлое вместе с Херендилем.
Потом он прилег, словно хотел отдохнуть. Полуобернулся: – Спокойной ночи! – пробормотал он. – Спи, Херендиль! Мы двинемся в путь, как только нас призовут.
– Ты сделал выбор, – произнес голос над головой. – Призыв не заме-
длит.
Потом Альбоин словно провалился во тьму и в безмолвие, глубокое, аб-
солютное. Как будто он был вообще вне мира, где любое безмолвие готово смениться звуком, наполнено отголосками, где всякий покой – лишь отдых перед новым, еще более мощным порывом. Он оставил мир и очутился вовне. Он пребывал в тишине и покое: точка.
Он балансировал в неподвижности, но отчетливо знал, что стоит ему захотеть, и он отправится дальше.
– Куда? – Он почувствовал вопрос, но этот голос шел не извне и не из-
нутри него.
– Туда, куда предназначено. Где Херендиль?
– Ждет. Приказать должен ты.
– Идем!
25УТРАЧЕННЫЙ ПУТЬ