Утренняя заря

А Видо, будь он способен на откровенность, по крайней мере с самим собой, тогда ответил бы ему так: «И тем и другим. Я же лично трусом оказался, которого принудил к женитьбе будущий тесть».

Тесть Видо — Бене Занати в свое время прославился в спортивных кругах: он был рекордсменом страны по боксу в тяжелой весовой категории. Когда же звезда его спортивного счастья закатилась, он вернулся к своей настоящей профессии — ремонту автомобилей и моторов и, имея патент частника, приобрел в районе Ференцвароша земельный участок и открыл мастерскую.

В Обанью он перебрался в начале шестидесятых годов, поразмыслив и сообразив, что его мастерской лучше находиться поблизости от международного шоссе, неподалеку от озер, возле которых были разбиты три кемпинга. Один из кемпингов, действующий круглый год, находился ближе других к развилке дорог. Бене Занати купил возле развилки участок фруктового сада, затем построил дом для семьи, а уж потом и автомастерскую со всеми видами автомобильного сервиса.

За два года до призыва в армию Видо в качестве помощника мастера золотые руки и попал в эту частную мастерскую.

До этого он работал на строительстве электростанции в Обанье. Катал тачку с землей, но как только представлялась возможность, то на выходные дни, а то и на несколько свободных дней отправлялся в мастерскую Занати, чтобы немного подработать у него.

Занати не скупился на чаевые.

Однако, несмотря на это, Видо и слышать не хотел о переходе на постоянную работу к дядюшке Бене, который предлагал ему стол, жилье и плату — от двух с половиной до трех тысяч форинтов каждый месяц. За три недели они так сблизились, что Видо стал называть Занати не мастером и не шефом, а попросту дядюшкой Бене.

— Я такой непоседа, будто родился не от собственного отца, а от какого-нибудь бродячего цыгана или еврея, — часто шутил Видо. — Сегодня я здесь, завтра там, не могу сидеть на одном месте, надоедает до чертиков смотреть на одни и те же физиономии.

И это тогда, когда, как приманка, перед ним каждый день находилась единственная дочка владельца мастерской, наследница всего хозяйства дядюшки Бене. Но Ангела нисколько не интересовала Видо. Ну прямо-таки ни капельки! Хотя, казалось, все было при ней: и руки, и ноги, и все девичьи прелести. Единственный недостаток Ангелы заключался в том, что она была глупа и замкнута. Пожалуй, здравомыслящий парень вряд ли взял бы ее в жены. Правда, шансы Ангелы не увеличились бы и тогда, если бы она была живой и разговорчивой. Во всех трех кемпингах имелось множество девушек на любой вкус: и венгерки, и иностранки. И Видо не пропускал счастливого случая, быстро сходился и так же быстро расставался, говоря: «Я иду направо, а ты, милая детка, иди налево!»

Так, вероятно, продолжалось бы и дальше, если бы в одно жаркое воскресенье в начале лета судьба не послала Видо одного худущего англичанина с лошадиными зубами.

Ватага вспотевших мальчишек закатила на площадку для ремонта старенький, поржавевший «аустин». Почти все в той старой калоше было не в лучшем виде, но главным образом барахлило зажигание. Противно было смотреть на мотор, который оброс грязью. Не лучше своей запущенной машины выглядел и ее хозяин, с красной физиономией и лошадиными зубами, которого скорее можно было принять за бедняка носильщика, чем за благородного мистера с бумажником в кармане, набитым валютой.

Однако он, как ни странно, лихо заговорил с Видо по-венгерски, правда немного растягивая гласные, так что можно было подумать, что мамаша родила его посреди Хортобадьской степи, а чтобы еще больше скрасить свой венгерский, англичанин достал бутылку настоящего джина «Гордон» и тут же открыл ее.

Это был ошеломляющий напиток: он одновременно и жег и приятно щекотал. Сопротивляться было просто невозможно, как было невозможно не слушать и его путаной венгерской речи.

Выяснилось, что в конце тридцатых годов англичанин по обмену студентами учился в Будапештском университете. Он вспоминал старые корчмы в Буде, которые давным-давно прекратили свое существование, и нет-нет да и запевал фривольные старинные венгерские песенки.

Время летело быстро, бутылка с джином пустела.

Правда, сам англичанин пил мало, в основном пил Видо. Когда он подносил чайный стакан с джином к губам, англичанин вдруг запевал:

Я радуюсь тому,
Что мой брат пьет
До дна! До дна!

Когда ремонт был закончен, англичанин расплатился не моргнув глазом, а в знак благодарности достал еще одну бутылку «Гордона» и подал ее Видо. Открывать бутылку Видо не стал — он и без того был уже пьян. Не хватало воздуха, голова кружилась от выпитого, но не болела, только ноги и руки стали вдруг какими-то ватными, а залитый бензином и маслом асфальт под ним казался не твердым, а как бы резиновым.

Видо подумал, что ему сейчас нужно поесть, выпить чего-нибудь освежающего, а затем сразу же пойти во второй кемпинг, в котором полно молодых туристочек с Запада, где можно будет от души повеселиться.