— Уверен, что убежище твое не раскрыто? — даже по защищенному телефону он не стал называть Милу.
— Девяносто девять процентов.
— Что собираешься делать, куда сейчас двинешься?
— В убежище, а куда мне еще податься? Тем более, шифратор у меня там остался. Буду письма писать. Похоже, дело всерьез поворачивается, прикрытия твоего может не хватить. Пусть Акимов тоже подсуетится.
— Логично, — согласился Билл. — Действуй, держи меня в курсе. — И вдруг встревожился: — Валун, только смотри, ты Сапкина этого в самом деле не вздумай грохнуть! Под горячую-то руку.
— Что я, дурной что ли!
По пути к Миле я привычно путал следы на улице и в метро. И то, что слежки за собой в этот раз не почувствовал, нисколько не успокаивало. Тревога только нарастала. Никчемный Сапкин в своем наглом торжестве был страшен не сам по себе, а как симптом. Я ощущал вздымавшуюся за ним громадную, темную, смертельно опасную волну. Это чувство заставило меня вначале ускорить шаг, потом — бежать по эскалаторам. В конце пути я уже торопился изо всех сил, как будто еще мог что-то предотвратить. Но я опоздал.
Мила встретила меня с полными ужаса глазами.
— Что?! — я схватил ее за плечи. — Что случилось?!
— Акимов… — ей трудно было говорить. — Убили… сейчас…
11.
Сообщение снова и снова передавали во всех выпусках новостей, на всех телевизионных каналах. Я едва успевал их переключать, узнавая добавлявшиеся постепенно подробности. Внутри у меня была ледяная пустота, в которую провалилось сердце. Мила, умница, ничего не спрашивая, сама принесла бутылку водки. Я влил в себя полстакана, — только чтобы чуток согреть внутренности, — и продолжал смотреть…
Покушение было осуществлено с невероятной дерзостью. В Питере такого не случалось, кажется, со времени убийства в девяносто седьмом вице-губернатора, управлявшего городским хозяйством. Тогда киллер с крыши дома на Невском стрелял из снайперской винтовки в лобовое стекло машины, выезжавшей на проспект с боковой улицы. Всадив несколько пуль в грудь сановника, сидевшего рядом с шофером, убийца бросил свою самозарядку и преспокойно ушел, прежде чем кто-либо сообразил, что стряслось. Корреспонденты, вспоминавшие сейчас об этом перед камерами, говорили, что, в отличие от той давней трагедии, сегодня произошла настоящая бойня. Злоумышленники проявили изумительный расчет вместе с беспредельной жестокостью.
Как всегда, в утренние часы Акимов работал дома, а в середине дня подъехал к штаб-квартире "Глобал-Калия" на Моховой улице. Его изготовленный по спецзаказу "Мерседес" имел бронирование, подобное тому, что применяется для защиты высших государственных деятелей. Сам олигарх сидел на заднем сиденье между двумя охранниками, еще один охранник находился впереди, рядом с шофером. Когда автомобиль остановился, этот охранник выбежал первым, распахнул заднюю дверцу, а сам встал в промежутке между ней и открывшейся навстречу дверью особняка, также бронированной. Два других охранника и шофер, выскочив из машины, выстроились плечом к плечу напротив него. Образовался коридор, по которому Акимов мог пройти в здание.
Процедура, отработанная до автоматизма, повторялась каждый день и занимала считанные секунды. Было учтено всё, даже высокий рост Акимова: охранники и шофер, одетые в бронежилеты, были не ниже его, а он, делая эти несколько шагов, пригибался. Выстрелов сверху не боялись, поскольку потенциально опасные дома вокруг принадлежали "Глобал-Калию". Не учли только одного: сам Акимов бронежилета не носил, при таких мерах предосторожности он казался ему излишним.
Прохожих в этой части Моховой бывает немного. Разумеется, прежде чем выпускать Акимова из машины, охранники, как всегда, мгновенно осмотрелись по сторонам. Вероятно, они заметили в сотне метров позади на тротуаре женщину, заботливо склонившуюся над закрытой детской коляской, но не обратили на нее особого внимания. И Акимов вышел из "Мерседеса".
То, что произошло в следующие секунды, бесстрастно зафиксировали камеры наблюдения на соседних домах. Женщина присела за коляской, из коляски полыхнуло пламя, и в каменном ущелье Моховой гулко прогрохотала долгая пулеметная очередь. Тотчас рядом с женщиной поднялась крышка уличного люка, она спрыгнула туда, и крышка захлопнулась. Вот и всё. Отстрелянные дымящиеся гильзы еще катились по асфальту…
Мила, как зачарованная, смотрела на экран телевизора, где повторялись эти кадры:
— Что же теперь будет, Валун?
Я притянул ее за плечи к себе, поцеловал теплое родное ухо:
— Ничего, не дрожи, за меня не бойся!