На грязный смолистый второй путь был подан наш горный экспресс: три закопчённых вагона. Дизельный локомотив напрягся, завыл и потащил, дымя, свои три зелёных в ночь, в горы. Утро открылось нам в Ай-бузе. Семь часов, солнце только что выглянуло из-за поросших пихтами сказочно прекрасных скал, воздух был пронзительно свеж. Мы вышли на трассу, наслаждаясь видом и воздухом гор. Застопили КамАЗ, и красный гений державных дорог, как космический корабль, понёс нас по тракту вверх, к перевалам.
Солнце вовсю веселилось, клонясь от зенита к западу, когда КамАЗ высадил нас у автовокзала в городе Ах-Тыдурак. Тут и выяснилось, что все автобусы на Беловодск ушли. А идти на трассу, на стоп — поздно.
Справка: Ах-Тыдурак занимает второе место в Нашей Державе по преступности. А первое место занимает соседний город Чудан — через него нам надобно ещё проехать.
На ночь устроились в «заежке» (так называется дом ночлега дальнобойщиков), в большой, похожей на больничную палату комнате. Не успели прилечь, как чья-то рука рванула дверь, и на пороге образовалось существо.
— Спирт-водка есь?
Из глубин коридора доносились крики и возня: там кому-то били морду.
И, промелькнув у оконной рамы, Бросил нам вслед пытливый взгляд…
Водка у нас, конечно же, была, но мы скрыли сие и попытались заснуть. Но всю ночь к нам приходили люди, осенённые светлой надеждой. Они были абсолютно убеждены, что человек без водки не существует, тем более не путешествует.
— Из-зивините, па-ажалюста… Водки дайте! Не-ету? А, но. Не-ету. Из-зивините. Из-зивините…
Шаги удаляются. Крики. Грохот. Женский визг. Тишина. Снова:
— Водка есь? Из-зивините… Водки бы нам… А? Нам это… спирт-водка… Нету, но… Ладна…
Успокоение… Ненадолго. Дверь распахивается.
— Эй, кто тут? Нам водка надо! У тебя водка есь? Есь водка?
Угомон пришёл лишь под утро.
(Где-то водку они всё-таки добывали, ибо, покидая утром «заежку», мы видели недалече от входа лишь недвижно валяющиеся тела).
Утренним автобусом уехали на восток по беловодской трассе через Чудан до села Ось-Телегесь. Там часа в три пополудни пошли искать Харона: нам надо было на другой берег вечной реки Ух-Хем. У водички меж лодок сидели русскоговорящие мужчины и выпивали. Нас осмотрели критически, предложили выпить, потом посадили в лодку, перевезли –
и обратно умчались, вспахав подвижную равнину Ух-Хема.
До лагеря, цели наших стремлений, оставалось километров пятнадцать — как раз добраться до темноты. Ещё и повезло: вышли на дорогу (узкую, пробитую в каменистой земле колею) и нагнал нас грузовичок, «газон полста третий»:
— Куда надо? Полезай! Археологи? Лагерь-палатка? Есь, есь, но! Не далеко, не. Там, где Корей живёт.
Что за Корей? Об этом узнаем вскоре.
Вот и гора, у подножия которой на ух-хемском берегу должны белеть палатки. Спрыгнули с грузовика, пошли. Тучи, однако, начали собираться на небе. Комар впился в руку, другой — в губу… Чем ниже к берегу, тем злее и многочисленнее становились легкокрылые изверги. В зарослях у реки количество их сделалось невыносимо. И вот, продравшись сквозь последние дебри, выходим на место лагеря…
Вот место, где их дом стоит…
Лагеря не было.
Глянув в предзакатное небо и увидев там чёрную злобную тучу, я осознал, что мы с Прекрасной дамой остались одни в безлюдном пространстве Центроянья, и друзья наши археологи ушли, и где искать их — неизвестно.
Выбрались из комариного ада наверх, в степь. Темно и мрачно. За горами били в землю молнии. Стало капать. Воздвигли наскоро палатку, забились туда с вещами… Тут-то рванул ветер, грянуло и хлынуло. При блеске молний по наклону степи в сторону берега покатился грязно-водяной поток. Через три минуты он докатился до нас. Палатка рухнула.
Выскочили; вытянули рюкзаки…
…Мятежный шум
Невы и ветров раздавался…
Что там темнеет вдали? Избиваемые дождём, несчастные, добежали и увидели: хижина-балаган, тот самый, где «Корей живёт». Двое корейцев-огородников не спали ещё, впустили нас, мокрых, в освещённое бензиновой коптилкой пространство. На примусе бурлил чайник. Дождь люто колошматил по рубероиду, из степи доносилась винтовочная пальба: в свете молний, в дождевом тумане, далеко, у подножья гор, носились на «полста третьем» пьяные беловодцы и палили в воздух…
Утро случилось мягким и сумрачным. Покинув корейский кров, мы вышли к ленточке дороги и — чудо! — через полчаса застопили милицейский рафик в Беловодск. Вечерком уже подходим по знакомой тропе к Острову, к родному лагерю у брега Буй-Хема. Палатки среди тополей. Добрались!
Это была присказка. Теперь — о главном.