Утро седьмого дня

Мы, как уже сообщалось, везли с собой водку. И не одну бутылку, а две. Сохранили их во всех трудностях и передрягах: не пожертвовали друзьям в Прикискизье; не выдали врагу в ах-тыдуракской заежке; не выпили «для сугреву» в корейском балагане. Довезли. И, гордясь, вошли в лагерь.

Нас встретили. Мы обнялись. Всё так же гордо достали из рюкзака две спасённые бутылки. В ответ — любезно-натянутые улыбки на устах и нечто устало-сумрачное в глазах. Не успел я разузнать, в чём дело, как вдруг увидел: по направлению к нам со стороны ближних палаток, ползком, приникая к земле, перемещался человек, одетый во всё тёмное. Он проследовал, не поднимая головы, мимо нас и скрылся в зарослях тальника на краю лагеря.

— Не обращайте внимания, — сказали нам, — тут по лагерю странные штуки ползают.

Из дальней палатки вылезли две фигуры. Одна долговязая, согбенная, другая маленькая, растрёпанная. Физиономии выглядели одутловато. Но мы узнали их.

Петрович и Палыч. Доктор и Шкипер.

В них-то всё и дело.

Как оказалось, Доктор и Шкипер собрались в Беловодье. Собираясь, закупили они чистый спирт. Тогда, в начале девяностых, продавались большие литровые бутыли с надписью Royal. Они приобрели ящик «Рояля» — двадцать литров. Выяснилось, однако, что с воспламеняющимися жидкостями летать самолётом нельзя. И вот они ехали по просторам Державы четверо суток на всех поездах — и берегли его. Они несли его, как ребёнка, на руках, от вокзала до трассы; они добирались с ним на попутках, тяжёлым и мучительным путём…

Настала ночь, суровая, чёрная, беременная той самой грозой, которая едва не смыла нас с палаткой в Ух-Хем. Именно в тот час, когда мы, продрогшие и мокрые, стучались в дверь корейского жилища, продрогшие и мокрые Петрович и Палыч пробирались к палаткам на Острове. И заплутали в тополино-берёзовых дебрях. Оставив ящик «Рояля» в кустах, они вышли к лагерю, охваченному сонным покоем. Наткнулись на палатку Начальника, разбудили. Встреча состоялась при свете молний. Через полчаса экспедиция сидела тесным кружком под начальническим брезентом. Ящик уже стоял в углу. Он был вскрыт, одна литровая бутыль распита, вторая летала по кругу, третья дожидалась очереди…

И было утро. Не знаю, состоялись ли в тот день раскопки. Если и состоялись, то не для всех. Несколько человек так и остались лежать там, где застигло. Один из них — под столом…

Этот чудак утром нешуточно напугал дам, завтракавших кашкой. Он проснулся в полутьме, увидел над собой доски — и не понял, где он. Его объяла паника. Он принялся изучать пространство руками, невольно хватаясь за дамские ноги. Будучи из-под стола извлечён, он так и перемещался в течение дня «на чреве своем» в качестве «странной штуки».

Теперь понятно, почему две наши героически соблюдённые бутылки не были приняты с должным восторгом.

Но дело не в них, а в Петровиче и Палыче.

О том, как Доктор и Шкипер на плоту сплавлялись

Петрович и Палыч — выдающиеся герои. В тот год они не просто так приехали в Беловодье. Они приехали с целью. Цель их заключалась в том, чтобы, соорудив плот, спутешествовать на нём от лагеря Икс на Буй-Хеме до лагеря Игрек, что в ста километрах ниже, на Ух-Хеме, близ города, именуемого Шаг-до-Нар, у подножия священной Белой горы. И вот они принялись за сооружение плота.

Как сейчас вижу долговязого Доктора в этом процессе: вот он, как трудолюбивый, хотя и неторопливый муравей, несёт очень корявую лесину к сооружаемому плавсредству, и кажется, что это одна сутулая жердь зацепила и тащит другую. Помню и Шкипера: маленький, с крупной благородной головой на узеньких плечах, он идёт босиком, понурившись; оборванные штаны треплются по земле. И он тоже тащит какую-то деревяху… А вот оба вместе ковыряются у прибрежных камней: ржавой проволокой скручивают разнокалиберные брёвна топляка. Из палок корявой берёзы воздвигают стоячую конструкцию в виде буквы «хер»; к ней мостят что-то длинное и кривое, что должно будет, видимо, служить рулевым веслом…

И вот настал день, и плот заколыхался у камушков на волнах. Плот не плот, а, скорее, остров, бугристый и мохнатый.

Утро прошло в погрузке. Уж полдень; плот отвязан и отплывает от берега. Как будто это кусок болотистой земли с торчащими из него корягами двинулся в путь, и согбенные фигуры двух путешественников скрючились над его поверхностью, как два леших, нежданно-негаданно оказавшихся посреди чуждой стихии.

Провожали торжественно. Обнялись, попрощались. Дети долго бежали по берегу, размахивая ветками. Плот выплыл на середину, на быстрину, и скоро скрылся за поворотом…