«Уцелевший» и другие повести

А я так и остался жить в своем подвале. Маман сначала на меня ругалась, когда выяснилось, что сносить деревню не будут и квартир никому новых не дадут, и даже как-то звала меня обратно жить, но я, понятное дело, уже не согласился, потому что худо-бедно, а я в своем подвале уже привык. Я и давно уже заранее знал, что мне одному будет лучше. Готовить я умею и почти никогда не ленюсь – первое там, гречку, рис, – а стирать на выходные привожу к ней, у нас же стиральная машинка автоматическая. Маман ее еще лет шесть назад купила, когда у нас обычная сломалась. Причем, купила она машинку со специальным режимом стирания детских вещей – пеленок там, распашонок и так далее. Когда нам мастер из магазина устанавливал эту машинку, она его про этот режим тоже спрашивала. А я потом у маман спросил, зачем ты с таким режимом купила, а она засмущалась и говорит: на всякий случай. Это, я так понял, она думала, что вдруг у меня скоро дети появятся. Вот умора!

И ремонт я начал в своем подвале делать: ванну новую купил, сантехнику хорошую, обои в комнате, где живу, поклеил, бледно-зеленые такие, дешевые. А больше, честно говоря, особо ничего и не делал. Одну комнату, где живу, кое-как обставил старой мебелью и на кухню необходимое, а в других ничего не делал. Мне по вечерам, признаться, заходить в другие комнаты страшно, я в них двери закрыл. И там мыши, я уже несколько раз видел. А мышеловки я им ставить боюсь и травить тоже боюсь. Бог с ними, пусть пока живут. Ну, и сырость у меня всегда, понятное дело, даже обои наверху отклеиваются. Но я ничего, после работы зайду в «Атриум», куплю себе чего-нибудь такого, и, когда прихожу домой, сразу включаю телевизор, громко, и свет зажигаю на кухне и у себя в комнате. И ужинаю, а потом просто смотрю телевизор или читаю. Я даже привык читать при работающем телевизоре. И я вечером всегда выпиваю, это да. Редко не выпиваю, только когда сильно болею и не хочется.

Я живу хорошо, мне нравится.

Действие 2

Акт 1

Я сейчас вышел из дома и иду по улице. Зайду сначала в «Атриум», затарюсь едой и алкоголем и на работу поеду, проставляться. У нас так принято, когда у кого день рожденья. Но сначала к маман с Бабаней заеду, они меня ждут – знать, поздравить хотят (маман вчера звонила). Каждый год одно и то же.

Снег – хорошо! – под ботинками скрипит, я иду по деревне так быстро, раскраснелся. Вот этот утренний морозный туманец очень люблю; не знаю, откуда он берется. Ну, конечно, есть, где еще и печи топят. Справа от дороги дядя Слава у своего дома широкой деревянной лопатой дорожку к гаражу расчищает, куртка нараспашку, грудь широкая. У него допотопный ярко-желтый 412-й «Москвич», идеальное состояние. Не знаю, зачем ему этот «Москвич». Мужик он, вроде, с нормальным достатком, мог бы себе машину и получше купить. Прикипел он, наверно, к этому «Москвичу». По воскресеньям с женой и двумя сыновьями-школьниками куда-то ездят.

А слева Еврей живет. Вряд ли кто-то знает, как его зовут, просто называют Еврей. Ну, он кудрявый такой, высокий, довольно нестарый, интеллигентный. На улицу выходит редко, мы с ним тоже здороваемся.

«Атриум», конечно, от моего дома хорошо видать – махина такая! Стекло, бетон, синего цвета. Парковка там перед ним такая большая, много иномарок хороших всегда стоит. И я даже не удивился, что сегодня Сашка дежурит. Потому что день у меня сегодня хороший! Мне сегодня все будет удаваться, это я еще с утра, когда даже не проснулся, почувствовал. Сашка – это охранник на первом этаже «Атриума», где супермаркет. Ну, такой он, здоровый, молодой, в серой униформе. Я его на самом деле не знаю, но слышал давно еще, как когда у них пересменка была – их там, охранников, четыре штуки стояло, –над ним один такой, рыжий, смеялся и что-то про него изображал и таким бабским голосом тянул: «Саша-а-а… Саша-а-а…» Остальные смеялись, а этот Саша просто улыбался.

Мне, на самом деле, что нравится – что он меня, когда я уже пьяный порядочно и мне выпить еще охота, ни разу не остановил, хотя, надо сказать, я, когда пьяный, по мне сразу видно: я сразу красный такой, как рак, язык у меня плохо вяжется. А в «Атриуме» я в один из первых разов, когда только здесь поселился, в одну из ночей даже тележки так порядочно задел и с барьерчиком их не сразу разобрался, а там у них ночью, понятное дело, тишина такая, как прям в морге (мертвый сыр – умора!), но он только на меня посмотрел так внимательно. Я думаю, все: сейчас подойдет ко мне так, вразвалочку, по-охранницки, как менты, дубинкой этой своей, гад, еще помахивать будет, и будет какой-нибудь скандал, а перед этим надо мной поиздевается всласть, и я со стыда умру. Но он ничего, просто отвернулся. А в следующие разы и подавно на меня не пялился, за что ему отдельное спасибо.