Увиденное и услышанное [litres]

Потом Фрэнни говорит, что проголодалась. Они идут на кухню посмотреть, что там есть. В холодильнике тарелка с бутербродами, он достает ее. Они сидят за столом, Фрэнни ест, он наливает ей яблочный сок. Ясно, что бутерброды делал мистер Клэр – корочка не снята, миссис Клэр всегда ее срезает. Но Фрэнни все равно ест, а корочки оставляет на тарелке. Он понимает, что тоже голоден, делает себе бутерброд и наливает стакан молока.

– Хочу буль-буль, – говорит она, заметив бутылочку.

– Почему ты говоришь как маленькая, Фрэнни?

Она топает ногой, начинает прыгать.

– Хочу к маме!

– Тише, она спит.

– А я хочу. Коул.

– Знаю. Но она заболела. Пойдем еще телик посмотрим.

Они смотрят еще час, и он говорит:

– Ну что, пойдешь спать?

Она кивает.

– Хочу буль-буль.

– Ну, ладно, ладно.

Он достает бутылочку и попадает рукой во что-то липкое. И пахнет, похоже на виноград, и он решает, что что-то тут не так.

– Пить хочу, – говорит она и тянет ручки.

– Ты слишком большая для буль-буль.

– Неть! – Она плачет и снова начинает скакать.

Он дает ей бутылочку.

– Тише, маму разбудишь.

– Мама болеет.

– Знаю. Тс-с-с!

Фрэнни прикладывает палец к губам.

– Тс-с-с!

В ее комнате темно, ставни закрыты, горит ночник. Он понимает, что сюда сегодня никто не приходил. Обычно к тому моменту, когда он появляется, горит свет, а ее кровать заправлена. Но сейчас в комнате царит беспорядок и темно. Ну, раз ей пора ложиться, ладно.

– Спать хочешь?

Фрэнни кивает, забирается на кровать, он укрывает ее, дает ей кролика, и она крепко сжимает игрушку. Он думает: «Она просто маленькая девочка». Отчего-то это его беспокоит.

– Попей, Фрэнни.

Она пьет. И глаза ее закрываются.

В коридоре тихо. Ему кажется, слишком тихо.

Он осторожно стучит в дверь Клэров.

– Миссис Клэр? Кэтрин? – Нет ответа. – Я пошел, – говорит он чуть громче. «Она спит», – решает он и уходит, как и велел мистер Клэр в записке.

Поднимаясь на холм, он пытается вспомнить, болела ли когда-нибудь его мать. Она то и дело простужалась и ходила с носовым платком в рукаве, но никогда не лежала в постели вот так. Она была слишком занята, чтобы болеть. Иногда Коул симулировал болезнь. Как-то утром он не встал доить коров, и братья обвинили его в обмане, она села на край его кровати, отвела у него волосы со лба и сказала, что он немного горячий, хотя оба они знали, что он не болен, просто ленится. Он помнит, как она сказала, что он сам решает, ходить в школу или нет, это его дело, а она считает, что, если он не хочет, на то есть причины, и ее это вполне устраивает. «Ты решаешь сам», – сказала она. И принесла ему тост и даже потом купила для него в городе комикс.

По неизвестной причине он вдруг бросается бежать. Что-то велит ему убраться подальше от этого дома. Как странно выглядят деревья, будто обведенные карандашом, облака жесткие и тяжелые, как коровье вымя. Ноги вязнут, в сапоги набирается снег, ему холодно. Он едва может идти. Он пробирается через лес, потом бежит задворками, слышит людей в домах, матери зовут детей, и ему становится легче от того, что он снова в городе.

Он застает Юджина у Белла, тот играет в пинбол.

– Где ты был?

– Нигде. – Он вытряхивает снег из сапог и сбрасывает пальто.

– Твоя очередь, – говорит Юджин, и Коул играет, трясет теплые бока машины изо всех сил. Мячик подпрыгивает, и он получает право на призовую игру. Все это время он помнит о деньгах в кармане. Это кажется чем-то опасным. Он пытается забыть, как тихо было в комнате миссис Клэр. Он знает эту тишину. Он знает, потому что дом сказал ему.

3

Наконец на исходе дня коридор погружается в тишину. Джордж поправляет папки на столе и тянет за цепочку лампы. В темной комнате он надевает пальто, смотрит на деревья, потом выходит в пустой коридор. Он идет как будто бесцельно, не торопясь, по зеленому линолеуму. По всему коридору большие сплошные окна раскрашены в белый цвет зимнего неба. Это напоминает ему ту картину в Музее современного искусства, Барнетта Ньюмана, белый холст, который не просит ни о чем, и его наполняет ложная надежда.

Лампы над головой светят тускло, создавая странный полумрак, как на тонущем корабле, и его душевное равновесие ненадолго колеблется. Он идет по коридору кафедры Истории искусств, голые стены которой испорчены плакатами, восхваляющими все мыслимые способы изменить свою жизнь, и он думает, что жизнь – это сплошной обман. Ничто не оказывается даже близко похоже на то, чем казалось.

Он едет домой в тишине, работает обогреватель, на дороге лежат сугробы. Кругами ездят грузовики с солью. Он прожил в деревне всего полгода, но зима его уже раздражает. Он уже сыт ею по горло.

В доме темно. Он замедляет скорость, сворачивает к гаражу, выходит, чтобы открыть дверь, – это действие он уже форменно ненавидит. Прежде он всегда думал по дороге, что стоит установить электрифицированную дверь, чтобы сама поднималась, но сейчас кажется, что пользы от этого не будет. Он въезжает в темноту, которая кажется похожей на пещеру, и с минуту сидит, давая мотору заглохнуть, натягивает перчатки.

4