А мне вот интересно, может ли наука о словах предложить хоть что-то более для меня утешительное, а именно то, что средства повествования – таинственность, метафора, яркость, – которыми пользуются в книгах, в блербах, в рекламе и в большинстве форм убеждающих коммуникаций, – это не просто какие-то причуды: они неотъемлемая часть нашего существования. Мартин Эмис говорил: «Стиль – это не только то, что привносится в обычную прозу, он присущ нашему восприятию».
Музыкальная пауза
На первый взгляд, музыкальному театру в этой книге не место, хотя, по-моему, место ему должно быть всегда и везде. Только подумайте о тех жизненных установках, которые дарят нам великие мюзиклы: взбирайся на все горы; солнце завтра взойдет; когда чувствуешь себя погано, надень лучшее платье и прочь из дома; не гуляй в одиночку; обшарь свои карманы…[280]
И все же «Скрипач на крыше» здесь стоит особняком. Этот прославленный мюзикл, основанный на цикле рассказов «Тевье-молочник» Шолом-Алейхема, учит нас, помимо многого другого, тому, что счастье мимолетно и что нельзя позволять родителям сватать вас за мясника. Кроме того, он также может многое нам рассказать о верно выбранной тональности (здесь я говорю о маркетинговых приемах, а не о музыке) и о творческом процессе. История о том, как рождались его песни, стала бродвейской легендой. Дело было приблизительно так.
Представьте, что вы в репетиционном зале – ну, сами понимаете, зеркала кругом, фортепиано, толпа людей в черном. Режиссер и хореограф Джером Роббинс и автор текстов Шелдон Харник разрабатывают первый номер мюзикла. Каждый вечер Джерри доводит всех до истерики одним и тем же вопросом: «Так все-таки о чем этот мюзикл?» – на что Шелдон отвечает одно и то же: «Ну, о молочнике по имени Тевье, у него пять дочерей, там еще погром…», но каждый раз Джерри говорит: «Нет, не то!
Это великолепная иллюстрация того, как пробиться сквозь словесную пургу к самой сути чего угодно, хоть мюзикла, хоть книги. У Норы Эфрон в книге «Я ненавижу свою шею»[281]
есть похожая байка. Она вспоминает, как училась журналистике. Преподаватель дал студентам набор фактов, чтобы они превратили его в лид – вводную часть, затравку материала: «Кеннет Л. Питерс, директор старшей школы Беверли-Хиллз, объявил сегодня, что учителя в четверг уедут в Сакраменто на коллоквиум, посвященный новым методам преподавания». Все студенты гордо предъявили ему свои отточенные фразы, над которыми упорно трудились, и абсолютно все результаты отправились в мусорную корзину, а преподаватель сказал: «Лид у истории вот такой: “В четверг уроков не будет”».Порой необходимо забыть о случайных деталях и сосредоточиться только на том, что действительно важно. Я поймала себя на том, что часто об этом размышляю, как, наверное, и все, кто связаны с книгами. Сколько раз мне приходилось сидеть на совещаниях, с трудом подавляя в себе желание схватить редактора за грудки и завопить: «Да, вы уже говорили, что книга прекрасно написана и что автор настоящий эксперт в своей области, но
Для меня, да и для всех пишущих, излагающих идею или пытающихся донести информацию, урок, который следует извлечь из «Скрипача», такой – всегда спрашивай себя: а о чем там на самом деле? Почему кто-то должен по этому поводу волноваться? И как нас заставить их волноваться? Как недавно выразился Грейсон Перри, когда люди называют что-то популярным или коммерческим, они на самом деле имеют в виду, что это востребовано и актуально.
Разделенные океанами
Американские блербы немыслимой длины
Подобно многим библиофилам, я ничего не могу сравнить с удовольствием держать в руках и даже нюхать иностранную книгу. Особенно я люблю американские, с их мягкими обложками, неплотно сшитыми страницами, которые не надо придерживать при чтении, с шероховатыми краями, о которые не боишься порезаться. Но блербы! Они просто невозможно длинные. А существует ли культурный код таких рекламных текстов? Этот вопрос не дает мне покоя уже некоторое время.