Увлечь за 100 слов. С чего начинается бестселлер?

И, безусловно, мы не должны сбрасывать со счетов то, что один нью-йоркский журналист назвал в разговоре со мной «склонной к преувеличениям природой американской культуры и манерой речи». В книге «Приключения английского языка» Мелвин Брэгг предполагает, что корни этого следует искать в истории и географии: вместе с двигавшимися на Запад переселенцами язык завоевывал новые слова и стремительно развивался. «Смелость и уверенность в своих силах породила живописные, яркие слова», такие как shebang, skedaddle, hunky-dory, splendiferous, lickety-split…[294] «Стиль речи, столь же грандиозный, как и сама страна. Его назвали преувеличенным». То есть гиперболизированным.

И все тексты в Штатах многословнее – в конце концов, это они придумали журналистику больших форм. Их газетные заголовки и статьи увесистее наших – репортер из Financial Times назвал их «исполненными почтения к самим себе, длиннющими и душными», в то время как британские журналисты сразу переходят к сути дела. Однако обратная сторона этих культурных различий состоит в том, что «можно быть уверенными, что цитаты, опубликованные в американской газете, подлинные и в материале использованы проверенные факты. Что же касается британских газет, то надо быть идиотом, чтобы доверять им».

Для меня именно в этом и состоит основное различие наших издательских культур. В определенной степени американцы больше ценят свой язык, чем мы ценим свой. Буквально. Письменное слово лежит в основе их национальной идентичности и основополагающих мифов – от первых колонистов, приплывших на «Мэйфлауэре», которые жаждали свободы почитать Библию так, как они считали нужным, до Ноя Уэбстера, составившего уникальный словарь правописания американского английского. Как считает Брэгг, «правильное правописание стало по всей Америке считаться стандартом образования и цивилизованности. А конкурсы правописания Spelling Bee вошли в быт каждого города и деревни»[295]. В стране предприимчивых людей правильное владение языком – один из путей к успеху.

Мы, англичане, относимся к родному языку с куда меньшим почтением, возможно, из-за упрямого недоверия к интеллектуалам, берущего свое начало в консервативном прагматизме Эдмунда Бёрка[296] и простирающегося до сегодняшних настроений типа «слишком много умников развелось». Как сказал в 1959 году Леонард Вулф[297], «ни один народ в мире не может сравниться с британцами в презрении и недоверии к интеллекту и интеллектуалам»[298]. (Я бы, правда, заменила британцев на англичан.)

И раз уж я позволила себе пуститься в разговоры о культурных стереотипах, интересно было бы посмотреть на другую крайность – французские обложки и блербы или отсутствие таковых. Если американские обложки – это многословные медвежьи объятия, то кузены через пролив относятся к нашей традиции эдак снисходительно, по-галльски пожав плечами. Менеджер по продажам, которая много лет проработала и в Лондоне, и в Париже, назвала французскую манеру издания книг «намеренно антикоммерческой, это антидизайн, который не эволюционирует». Она считает, что в этом проявляется серьезность их литературной культуры. Книготорговец – почтенная профессия, Amazon пользуются редко, а независимые книжные магазины получают государственные дотации. В 2019 году в Британии было 800 независимых книжных магазинов, а во Франции – 2500.

Дизайн французских книг, мягко говоря, сдержанный: такие издательства как Gallimard и Folio предпочитают простые белые обложки с минимальным количеством слов мелким шрифтом. Особенно сурово выглядят книги Les Éditions de Minuit: единственное украшение их обложек – синяя рамочка, а на задней обложке – символ издательства: звезда и буква М. И никаких текстов! Книга может быть удостоена крупной премии или заслужить международное признание, но читатель из этих обложек об этом не узнает.

Показательный пример – «Колыбельная» Лейлы Слимани[299] – мрачная история няни-убийцы. Это настоящий международный бестселлер – она стала хитом в США, Великобритании и во Франции, где книга получила одну из самых престижных литературных наград – Гонкуровскую премию, а автор стала знаменитостью, общения с которой жаждут и средства массовой информации, и политики.

В стильном оформлении британского издания, выпущенного Faber, изображен торс женщины, одетой в бело-голубое платье, напоминающее форму няни. На первой обложке говорится, что это международный бестселлер, цитата из рецензии сообщает, что это – триллер, а также здесь даны две первые строчки из самой книги, из которых явствует, что там, под обложкой, нас ждет что-то страшное: «Младший умер сразу. Он почти не мучился». На задней обложке крупно – о премии, которую получила книга, абзац так себе текста и шесть щедрых на похвалы цитат из обзоров. Все весьма способствует продажам.