Увлечь за 100 слов. С чего начинается бестселлер?

За несколько лет я написал несколько разных версий для «Тайной истории» Донны Тартт. С сугубо профессиональной точки зрения в этом романе мне нравится возможность представить его либо как серьезный литературный труд, либо как триллер, или же как нечто трудно определяемое, пытающееся быть одновременно и тем, и другим (а книга как раз такова). И тем не менее Донна Тартт неукоснительно отвергала всякий из моих блербов (точно так же, как отвергала все попытки изменить дизайн обложки первого, британского, издания). Как автор она точно знала, как именно следует представлять написанную ею историю, и можем ли мы оспаривать мнение писателя, создавшего самый превозносимый критиками бестселлер?

Многое зависит и от взаимоотношений. Я разговаривала с Бекки Харди, британским редактором Маргарет Этвуд. Бекки писала все тексты для обложек Этвуд и подтвердила мне все, что я думала: Этвуд в полной мере доверяла ей представлять ее книги и позволяла себе лишь легкую правку блербов. Так, она вычеркнула слово «последними» в рекламном тексте Бекки к роману «Заветы»:

Прежде чем войти в их мир, вам, наверное, захочется вооружиться двумя последними мыслями:

«Знание – сила»

И

«История не повторяется – она рифмуется».

Разве это не здорово, когда ваши герои остаются героями?

И все же я не могу не размышлять о том, как поэт Луис Макнис[100] отнесся к блербу, который Т. С. Элиот, бывший его редактором, написал для сборника стихов 1935 года: «Его поэзия доступна для понимания, но не популярна, в ней есть гордость и скромность, которые неподвластны времени». Подозреваю, что если бы я была так честна, моя карьера на этом бы и закончилась. А для обложки «Белой богини» Роберта Грейвса Элиот написал: «Это невероятная, чудовищная, одурманивающая, неописуемая книга».

В издательстве Faber&Faber Т. С. Элиот написал сотни блербов, в том числе к книгам Эзры Паунда, Стивена Спендера, Марианны Мур и Теда Хьюза. Часто в их основе лежали многочисленные и замечательные записи, сделанные на редакционных собраниях (пример: «Дядя Уильям безумен, как всегда» – это о Йейтсе: жаль, что это высказывание до обложки так и не дошло). Как вспоминает его коллега по издательству, один из основателей Faber&Faber Фрэнк Морли, «все признают, что он был одним из наших лучших авторов блербов». Морли продолжает: «Блербы! Это проклятие издательского дела… Писать их – сущая пытка. Элиот написал тысячи. Поскольку я лично знал Элиота и знаю, что такое писать блербы, то могу поклясться: не понимаю, как у него оставалось время и силы писать что-то еще».

Сам Элиот так описывал работу: «Каждый издатель, который к тому же и автор, считает этот вид сочинительства куда более изнурительным, чем все остальные его занятия… Перехвалите автора, критик не преминет поиздеваться над издательскими претензиями, недохвалите – критик обязательно отметит, что даже издатель невысокого мнения об этой книге: мне доставалось и за то, и за другое».

Это интересный взгляд на то, каково быть и автором, и копирайтером одновременно. И мне также приятно, что гениальный поэт всерьез воспринимал искусство блербов, хотя порою был и слишком искренним в своих суждениях.

Диана Этхилл, прославленный редактор из издательства André Deutsch, пишет в своих мемуарах «Оставить как было» (это великолепное описание разрухи, царившей в издательствах после войны, когда сотрудники задавались вопросом: следует ли накрывать ванну доской, чтобы превратить ее в упаковочную скамью?) о том, что так намаялась, сочиняя блербы для различных сборников The Reader’s Digest, что «потом и взглянуть на них не могла».