Увлечь за 100 слов. С чего начинается бестселлер?

Существуют также доказательства, что при ругани активизируется больше зон мозга, чем при обычной речи. В «Семи словах, которые нельзя произносить на телевидении»[153] профессор психологии Стивен Пинкер утверждает: «Брань полнее, чем другие речевые стили, использует наши экспрессивные возможности: комбинаторику синтаксиса, ассоциативность метафор, удовольствие, которое доставляют аллитерации, размер и ритм, мыслимое и немыслимое. Она активнее использует возможности мозга, левое и правое полушария, то, что считается возвышенным и низким, дошедшее с древних времен и современное».

Пытаясь понять, почему, ударившись большим пальцем ноги или пролив бокал вина, наш вокабуляр «внезапно обращается к сексуальности, телесным выделениям или религии», Пинкер предполагает, что табуированные слова устанавливают связь с наиболее глубинными и древними областями мозга (то есть с теми, которые были у нас до того, как мы научились обрабатывать землю, менять электрические лампочки и печь банановый хлеб), а именно – с миндалевидным телом, которое обогащает воспоминания эмоциями. Когда человек видит слово-табу, его миндалевидное тело возбуждается – он даже слегка потеет. Даже те, у кого мозг поврежден или целый участок удален хирургически, все равно сохраняют способность ругаться как извозчик. (Вот те самые семь слов из монолога американского комика Джорджа Карлина: срать/дерьмо, ссать, трахаться, слово на букву «п», …сос, долбо… и сиськи. Сиськи? Какого хрена сиськи, позвольте осведомиться?)[154]

Размышляя, почему так много бранных слов имеют отношение к сексу, телесным функциям или религии, Пинкер утверждает, что их роднит эмоциональный накал – ассоциации с благоговением, страхом, отвращением, ненавистью или унижением. К тому же ругательства зачастую односложные, и в них часто встречаются такие агрессивные согласные, как f, g или k. Так что если хотите привлечь чье-то внимание, хороший способ – выругаться. Что доказано великой традицией литературной брани, начиная с «Рассказа мельника» Чосера, «Вот те стихи» Филипа Ларкина и бессмертного творения Ирвина Уэлша «На игле»:

Выбери жизнь. Выбери ипотечные платежи и стиральные машины, выбери новые автомобили, выбери сидение на софе, уставившись в экран, на котором показывают отупляющие сознание и вредные для души игровые шоу, выбери бездумно засовываемую в рот псевдопищу. Выбери смерть в собственной постели по уши в дерьме и моче под присмотром ненавидящих тебя эгоистичных, бестолковых ублюдков, которых ты породил на свет. Выбери жизнь.

Еще один шотландский ублюдок – конечно, Малькольм Такер, герой телесериала Армандо Ианнуччи «В гуще событий»[155], который довел ругань до уровня высокого искусства: «Прощай, козел, прощай», «Возвращение в Дерьмохед» и «Убери ноги с мебели, ты, мудак оксфордский, это тебе не гребаная плоскодонка».

В этих примерах бранные слова работают так здорово, потому что именно их мы ждем от рискованной комедии о худших представителях человечества. (Что касается либеральных ругательств Ларкина, которые он часто употреблял в письмах, то делал он это для того, чтобы «получатель письма почувствовал себя таким же солдатом тайной армии, что и отправитель».) Что касается всей остальной лексики сериала, то она настолько богата и метафорична, что, слушая диалоги, мы кажемся себе умнее. Вместе с создателями сериала мы участвуем в одном грязном розыгрыше. Диалоги нарочито агрессивны, они написаны так, чтобы мы, задыхаясь от смеха, все равно поеживались.

Тот, кто намеренно и провокационно бранится, вызывает у зрителя или читателя дискомфорт, а значит, нельзя отрицать, что кому-то это не нравится. Поэтому такой литературный прием следует использовать, тщательно взвесив все за и против, и только в ситуации «В экстренном случае разбить стекло». Если же применять его направо и налево или безосновательно, он теряет свои потенциальные возможности. Недавно я была на стендап-шоу, в котором каждая шутка заканчивалась словом на букву «б». Я вовсе не была шокирована, но к концу представления мне это просто надоело.