Увлечь за 100 слов. С чего начинается бестселлер?

Воскресенье, предпочтительно довоенное, вторая половина дня. Жена уже задремала в кресле, дети отправились на хорошую долгую прогулку. Кладешь ноги на диван, водружаешь на нос очки, открываешь «Всемирные новости». Ростбиф и йоркширский пудинг или жареная свинина под яблочным соусом, затем пудинг из сала и, наконец, как водится, чашка чая цвета красного дерева – все это приводит тебя в наилучшее состояние духа. Дымится трубка, подушки под спиной удобны и мягки, потрескивают дрова в камине, воздух неподвижен, в комнате тепло. В такой благодатной атмосфере о чем хочется почитать? Естественно, об убийстве.

Почему нам так нравятся все эти истории? Журналист Фрэнсис Спаффорд полагает, что они дают нам что-то похожее на уверенность, которую давали детские книжки: «Вся жанровая литература – естественное продолжение мира детской литературы, которым мы могли управлять. Возьмите любовные романы, вестерны, триллеры, комедии в стиле Вудхауса, ужастики или детективы – вам заранее известно, какого рода переживания вы получите. Задача жанровой литературы – доставлять читателю те ощущения, к которым он уже наполовину готов».

Писатель Мартин Лейтем полагает, что эти книги удовлетворяют темную тоску, которая уже есть в нас на самом базовом уровне: «Вот почему волшебные сказки и мифы постоянно вторгаются в литературу, как минотавр, врывающийся в изысканный ресторан… Мы всегда были чудаками, мечтающими о заколдованном лесе, получеловеке-полузвере, потусторонних сущностях, сомнительных личностях вроде Локи и сложносочиненных семейных отношениях, просто современные высокоинтеллектуальные романы не доросли до нашего трясущегося от страха коллективного бессознательного».

Я люблю жанровую литературу (и терпеть не могу уничижительные ярлыки) и рада, когда появляется возможность писать для нее блербы. Разговоры о том, что эти книги – нечто низменное, «грешное удовольствие», вызывают у меня недоумение. Как говорит Мэриан Кейс – вот уж кто отлично знает, как опасны ярлыки[238], – нам нечего извиняться за то, что доставляет нам удовольствие:

Когда мне было 20–30 лет, я послушно читала книги, которые считались гениальными произведениями. Меня возмущало, как в этих книгах описывались женщины, но я полагала, что проблема во мне самой. Может, я умом до этих книг не доросла? Теперь я доверяю собственным суждениям. От чтения слишком многого требуют, я же читаю ради удовольствия, ради того, чтобы забыться, ради того, чтобы заглянуть в чужую жизнь. Я читаю не ради того, чтобы получить наставление, и моя душа болит при мысли о тех, кто считает, что книгам нужно быть «ценными».

Или, как написала в своей книге «Дорогой читатель» Кэти Ретценбринк, «не думаю, что одни книги заранее считаются лучше других, или что “высоколобую” литературу надо противопоставлять литературе “для простых”».

Когда автора блестящих криминальных романов-бестселлеров Тану Френч спросили, какие книги на нее повлияли, она ответила: «Наверное, “Таинственная река” Денниса Лихейна и “Тайная история” Донны Тартт. Они убедили меня в том, что так называемая граница между “настоящей” литературой и литературой жанровой – полная чушь». Истина.

Не бывает «правильных» или «неправильных» книг, есть только хорошие или плохие книги. И в интеллектуальной прозе, и в любой жанровой литературе имеются книги как хорошие, так и плохие. Все дело в эмоциях, которые они вызывают, будь то радость или страх, и они должны быть ключом к рекламному тексту. Блерб должен привлекать читателя тем, что читатель ждет от этой литературы – сочетанием знакомого и неожиданного, схемой, образами и кодами, которые он предвкушает, но при этом каждый раз надо предлагать что-то новое (Джон Уиндем назвал это «уютной катастрофой»).