«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе

Таким образом, демонизация – всего лишь фрагмент более общего поведенческого паттерна, посредством которого люди отчаянно пытаются привнести в мир хоть какой-то смысл и сохранить над ним контроль. Теракты – один из множества способов символически утвердить свою власть над угнетателями и восстановить свой личностный статус. Такую эйфорию надежды, что удача однажды им улыбнется, испытывали все агенты культур насилия и те, кто хотя бы и косвенно участвовал в актах усиления. Благодаря подобным манифестациям силы они ощущают, что победа уже в кармане. Увы, зачастую это ощущение мимолетно – и еще печальнее то, что оно дается столь ужасной ценой.

10. Воинская мощь

Космические масштабы конфликтов, в которых, по мнению большинства террористических групп, они участвуют, с точки зрения внешнего наблюдателя делают победу немыслимой даже в теории. Когда «Боко Харам» подмял под себя огромные территории в Северной Нигерии, а ИГИЛ захватил контроль над западным Ираком и восточной Сирией, провозгласив основание халифата, это были примечательные исключения. Однако же власть «Боко Харам» оказалась довольно хрупкой, а «государство» ИГИЛ даже на момент наибольшего географического охвата в 2015 году представляло собой не более чем паутину захваченных поселений и городов, соединенных слабо охранявшимися дорогами. С началом массивного контрнаступления в 2016‐м игиловское владычество над множеством иракских поселений и аванпостов рассыпалось карточным домиком. В мае 2016‐го официальный спикер движения Абу Мухаммад аль-Аднани сделал заявление, в котором рекомендовал недоброжелателям воздерживаться от слишком поспешной радости по поводу того, что ИГИЛ теряет территории. «Настоящее поражение, – заявлял он, – это потеря воли и стремления к борьбе»[515]. Это его чувство разделяли многие тысячи добровольцев, которые поддерживали его онлайн в Твиттере и других соцсетях либо съезжались в регион, чтобы сражаться за воображаемый халифат. Для них это противостояние не ограничивалось только властью над захваченными территориями – однако же именно власть и сила были тогда на кону. В обращении к верным сторонникам со всего мира игиловский предводитель Абу Бакр аль-Багдади разъяснил, что совершение терактов ради движения помогает ему усилиться. «Терроризм – это преодоление унижения, рабства и подчинения», – говорил он, прибавляя, что это позволит вовлеченным в него мусульманам «жить как настоящий мусульманин – жить достойно, сильным и вольным»[516]. Несмотря на то что аль-Багдади убеждал своих последователей спешить в Сирию и Ирак, чтобы примкнуть к ИГИЛ в качестве бойцов, многие из них поддерживали его удаленно, из мест вроде Лондона, Брюсселя, Детройта, Карачи или Туниса, сидя за компьютерами и воображая себя солдатами в грандиозной космической битве. Впрочем, порой они действительно выходили на улицу и выступали в качестве бойцов. Теракты вроде нападения на рождественскую офисную вечеринку в Сан-Бернардино в 2015‐м были способом примкнуть к движению издалека. Множество из этих добровольцев со всего мира и большинство из тех, кто стекался, чтоб сражаться за ИГИЛ в Ираке и Сирии, материально от этого выигрывали очень мало. Кому-то это стоило больших жертв в плане денег, времени и семейных уз; некоторым это стоило жизней.

И все-таки, чем-то жертвуя и трудясь на дело движения, бóльшая часть боевиков ИГИЛ ощущали себя благороднее и сильнее, даже если их действия не приносили им непосредственных материальных или политических выгод. Ту же позицию занимали организаторы атак на Всемирный торговый центр и трагических взрывов «живых бомб» в Израиле. Сама манера, в которой велись эти и другие сражения – насильственные демарши небольших групп против несравненно лучше вооруженных оппонентов, – обрекали их, казалось бы, на верную неудачу. Едва ли можно воспринимать всерьез представление, будто всё это – рациональные попытки захватить или удержать власть, по крайней мере если говорить про обыкновенный расчет. Однако же террористы могут находить нечто воодушевляющее, даже какую-то награду, в самом противостоянии. Именно из‐за этого переживания собственной мощи им кажется, что игра стоила свеч.

«Лучше погибнуть так [став „живой бомбой“], чем каждый день – от фрустрации и унижений», – сказал мне лидер политического крыла ХАМАС, чьи слова удивительным образом напоминали высказывания игиловского главаря аль-Багдади[517]. И далее он заявил, что сама сущность ислама, по его мнению, состоит в защите «достоинства, земли и чести», и пересказал историю, которую когда-то поведал Пророк: некая женщина постилась каждый день, но поскольку она унижала своих ближних, ей все равно было суждено попасть в ад[518]. Мораль этой истории, по его словам, в том, что задеть чью-либо честь есть самое худшее, что может совершить человек, и противостать этому может только достоинство: честь, которую дает нам религия, и мужество защищать свою веру. Интересно, что противоядие от унижения для него – связка религии и насилия.