«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе

Он и подобные ему солдаты нашли себе новые битвы – те грандиозные духовно-политические конфликты, чьими участниками они мнили себя. В мужчин, которым современный мир казался удушающим, беспорядочным и фатально сошедшим с рельсов, все эти космические войны вселяли ощущение чего-то значительно-судьбоносного. Воображаемые войны предоставляют врага – предполагаемый источник их личных или же политических неудач; избавляют самозваных воинов от всякой ответственности за эти самые неудачи, перекладывая ее на жертв; сообщают потенциал к накоплению сил и власти; и готовят их к битвам в метафорическим и буквальном смысле, вооружая моральными обоснованиями, социальной поддержкой и боевым снаряжением. Взрывоопасное сочетание, приводящее порой к чудовищному насилию.

Подобно солдатам настоящих армий, те, кто воображает себя солдатами космических войн, чаще всего молодые люди мужского пола. Кроме того, они зачастую принадлежат к финансово и социально маргинальным группам, испытывающим огромную нужду в усилении. Из всех обобщений, однако же, есть весомые исключения: лидеры этих групп, например, часто бывают людьми среднего возраста и более чем состоятельными.

Большинство участников этих движений являются маргиналами именно благодаря своей молодости. Многим добровольцам ИГИЛ из‐за рубежа не исполнилось и двадцати, лишь немногим было за двадцать. Возрастная сводка убитых полицией сикхских экстремистов показывает, что большинству из них было чуть более двадцати[534]. Как пишет Эммануэль Сиван, один из ведущих исследователей современной исламской истории, боевики ХАМАС – в основном «городские ребята-тинейджеры»[535]. В большинстве обществ приблизительно между шестнадцатью и двадцатью двумя годами молодые люди пребывают в лиминальном состоянии на границе между двумя этапами жизненного пути: это уже не дети на попечении своих семей, но и собственных семей у них еще нет. Особенно остро их маргинальность выражена в традиционных обществах, которые выстроены вокруг семейных единиц и в которых отсутствует развитая молодежная культура современных городских индустриализованных обществ. Эти юные активисты – члены семей без семьи, а религиозные движения дают им пристанище и новых родичей.

В культурах насилия, где зарождается религиозный терроризм, обычные тревоги молодежи – беспокойство насчет карьеры, своего места в обществе или сексуальных отношений – только усугубляются. Чувствуя себя во всем этом униженными, молодые люди легко поддаются влиянию авторитетных лидеров и величественных образов космической войны. В Ираке, когда установившийся после Саддама режим отказался принимать солдат из его прежней армии, тысячи молодых людей остались не при делах, и многие из них с большой готовностью записались в ряды боевиков «Исламского государства». В той же Палестине, где уровень безработицы среди молодежи в районе двадцати лет достигает 50 %, экономическая фрустрация ведет к сексуальной. Поскольку наличие работы в традиционных обществах – обычная предпосылка для поисков спутницы жизни, жениться они не могут. Не будучи женаты и принадлежа к строжайшей религиозной культуре палестинских арабов, они остаются без секса. ХАМАС оказывается той общностью, где они находят новую семью, объяснение, откуда все их проблемы, идеологию и спасающую от фрустрации надежду.

Это же верно и в отношении других религиозных активистских движений – например, «Исламского сопротивления» в Алжире. Эта религиозная оппозиция светскому «Фронту национального освобождения» возникла во многом благодаря 20 % инфляции и 25 % безработицы молодого населения, в котором 70 % граждан младше двадцати пяти лет с учетом прескверной алжирской экономики едва ли могли рассчитывать на женитьбу, стабильное жилье и работу[536]. Как сказал мне человек из Госдепартамента США, возбуждение религиозных революционеров было бы нетрудно смягчить, попросту улучшив экономический климат в стране; под этим он подразумевал, что местная религиозная революция – не более чем прикрытие для экономического бунта. Несмотря на мои подозрения, что религиозная идеология играла в алжирском сопротивлении бóльшую роль, чем он полагал, со многим я был абсолютно согласен: экономический провал спровоцировал чувства отчаяния и злобы, которые – обоснованно или нет – выплеснулись на светскую хунту, захватившую власть, когда стало ясно, что на выборах, скорее всего, победит исламская партия.