Читаем «Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе полностью

Однако же в целом сколько-нибудь значимой роли в воинствующих религиозных движениях женщины не играли; некоторые группы отводили им вспомогательную. Твиттер-ленты фанатов ИГИЛ в интернете на львиную долю представлены юношами, хотя риторически в защиту движения иногда высказывались и девушки. Отчасти чтобы сделаться привлекательнее для добровольцев-мужчин, ИГИЛ активно пытался завлекать к себе иностранок, однако же именно эти первые назначались на стратегические посты вроде охранников или даже вспомогательного персонала. Аналогичную позицию заняли и сикхские сепаратисты в Индии. Как сообщает Синтия Кипли Махмуд, когда однажды у предводителя «Коммандоса Халистана» вступить в их ряды попросилась девушка, в итоге он согласился, но оставил ее на вторых ролях, доверяя только подвозить боеприпасы и передавать директивы, но не участвовать в «боевых действиях»[546]. Девушка, пишет Махмуд, с нетерпением ждала возможности проявить себя более активно – и час ее пробил, когда она вломилась в дом лавочника-индуиста, который, по ее подозрениям, «навел» на нее полицию. Приставив ему к голове пистолет, она обвиняла его в том, что тот ее сдал. Лавочник, вспоминала потом молодая женщина, все отрицал, «умолял о прощении» и «кричал, что я очень похожа на его дочь». Однако же это ее не остановило. «Я прикончила его из револьвера, – сказала она наконец, – собственными руками»[547].

Пересказывая эту неприятную историю, сикхская девушка сказала, что убила лавочника-индуиста в том числе и затем, чтобы вдохновить единоверцев-мужчин на подлинные, по ее выражению, проявления храбрости. Увидь они, что «девчонка может быть такой мужественной», рассуждала она, сикхские парни «стали бы еще мужественней нее»[548]. Подразумевалось, что вся кровавая работа была обычно возложена на плечи мужчин – или, как называли молодых сикхских активистов, «парней», тогда как женщины должны были их поддерживать, побуждать к действию и вдохновлять. Эта ее позиция совпадала и с мнением великого сикхского мученика Санта Джарнаила Сингха Бхиндранвале, который обращался к своей общине так, как если бы его слушали одни мужчины, особенно юноши, «умоляя» их отращивать по сикхской моде длинные бороды и говоря, что их трусость пред лицом правительственных сил означает, что они-де «обабились». В целом же позиция Бхиндранвале шла в русле тех ценностей, что преобладают едва ли не в любой культуре насилия, основанной на сильных традиционных религиозных идеологиях. По выражению Мартина Ризебродта, это культуры «радикальной патриархальности»[549]. Вся публичная жизнь здесь отдается на откуп мужчинам, тогда как место женщины – дома.

Покуда женщины знали свое место, религиозные активисты зачастую выказывали к ним своего рода покровительственное уважение. Во время мусульманского восстания в Алжире 1991–1992 годов один из предводителей «Исламского фронта спасения» (ИФС) Али Бельхадж говорил, что первостепенный долг женщины – «рожать хороших мусульман»; другой лидер ИФС, шейх Абделькадер Могхни, сетовал, что женщины идут на работу и тем самым отнимают ее у мужчин. Если его послушать, так «женщины всю зарплату тратят на платья и косметику, они должны вернуться в свои дома»[550]. Одна предпринимательница из Алжира рассказывала о своих опасениях, что если ИФС победит, это может привести к процветанию «свиновластия». «Все они – мужские шовинистические свиньи, – говорила она, – и поверьте мне: нас это беспокоит»[551]. Худшие из таких опасений сбылись в Афганистане, где «Талибан» установил жесткую маскулинную культуру, в которой женщинам было запрещено участвовать в общественной жизни даже в качестве учителей, врачей и медсестер. Когда-нибудь, говорили они, афганское общество станет более либеральным – но не раньше, чем окончится война. Подобные случаи демонстрируют утверждение маскулинности и возвращение публичной вирильности – одновременно социально-политической и сексуальной.

Объясняет ли это, почему терроризм – преимущественно мужское занятие, а бомбы чаще всего кидают именно парни? Здесь я использую термин «парни», потому что он подразумевает товарищество юных мужчин, находящееся на грани общественного принятия. Более того, с религиозным активистом он связан даже этимологически: слово guy – «парень» – возникло в XVII веке в Англии и произошло от имени Гая Фокса, который в 1606 году предстал перед судом и был казнен за соучастие в Пороховом заговоре. Радикальные английские католики придумали выдающийся план и заложили тридцать шесть бочек пороха в подвале прямо под Палатой лордов, с тем чтобы подорвать их в день открытия Парламента. Целью заговора было выразить протест против законов, якобы ограничивающих их религиозные права, но в итоге погибли бы члены обеих законодательных палат и сам король Яков I. Именно религиозный террорист Фокс был тем первым guy, чье имя с тех пор употребляется по отношению ко всем опасным прохвостам.

Перейти на страницу:

Все книги серии Studia religiosa

Свято место пусто не бывает: история советского атеизма
Свято место пусто не бывает: история советского атеизма

Когда после революции большевики приступили к строительству нового мира, они ожидали, что религия вскоре отомрет. Советская власть использовала различные инструменты – от образования до пропаганды и террора, – чтобы воплотить в жизнь свое видение мира без религии. Несмотря на давление на верующих и монополию на идеологию, коммунистическая партия так и не смогла преодолеть религию и создать атеистическое общество. «Свято место пусто не бывает» – первое исследование, охватывающее историю советского атеизма, начиная с революции 1917 года и заканчивая распадом Советского Союза в 1991 году. Опираясь на обширный архивный материал, историк Виктория Смолкин (Уэслианский университет, США) утверждает, что для понимания советского эксперимента необходимо понять советский атеизм. Автор показывает, как атеизм переосмысливался в качестве альтернативной космологии со своим набором убеждений, практик и духовных обязательств, прослеживая связь этого явления с религиозной жизнью в СССР, коммунистической идеологией и советской политикой.All rights reserved. No part of this book may be reproduced or transmitted in any form or by any means, electronic or mechanical, including photocopying, recording or by any information storage and retrieval system, without permission in writing from the Publisher.

Виктория Смолкин

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука
Новому человеку — новая смерть? Похоронная культура раннего СССР
Новому человеку — новая смерть? Похоронная культура раннего СССР

История СССР часто измеряется десятками и сотнями миллионов трагических и насильственных смертей — от голода, репрессий, войн, а также катастрофических издержек социальной и экономической политики советской власти. Но огромное число жертв советского эксперимента окружала еще более необъятная смерть: речь о миллионах и миллионах людей, умерших от старости, болезней и несчастных случаев. Книга историка и антрополога Анны Соколовой представляет собой анализ государственной политики в отношении смерти и погребения, а также причудливых метаморфоз похоронной культуры в крупных городах СССР. Эта тема долгое время оставалась в тени исследований о политических репрессиях и войнах, а также работ по традиционной деревенской похоронной культуре. Если эти аспекты советской мортальности исследованы неплохо, то вопрос о том, что представляли собой в материальном и символическом измерениях смерть и похороны рядового советского горожанина, изучен мало. Между тем он очень важен для понимания того, кем был (или должен был стать) «новый советский человек», провозглашенный революцией. Анализ трансформаций в сфере похоронной культуры проливает свет и на другой вопрос: был ли опыт радикального реформирования общества в СССР абсолютно уникальным или же, несмотря на весь свой радикализм, он был частью масштабного модернизационного перехода к индустриальным обществам? Анна Соколова — кандидат исторических наук, научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН, преподаватель программы «История советской цивилизации» МВШСЭН.

Анна Соколова

Документальная литература
«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе
«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе

Насилие часто называют «темной изнанкой» религии – и действительно, оно неизменно сопровождает все религиозные традиции мира, начиная с эпохи архаических жертвоприношений и заканчивая джихадизмом XXI века. Но почему, если все религии говорят о любви, мире и всеобщем согласии, они ведут бесконечные войны? С этим вопросом Марк Юргенсмейер отправился к радикальным христианам в США и Северную Ирландию, иудейским зелотам, архитекторам интифад в Палестину и беженцам с Ближнего Востока, к сикхским активистам в Индию и буддийским – в Мьянму и Японию. Итогом стала эта книга – наиболее авторитетное на сегодняшний день исследование, посвященное религиозному террору и связи между религией и насилием в целом. Ключ к этой связи, как заявляет автор, – идея «космической войны», подразумевающая как извечное противостояние между светом и тьмой, так и войны дольнего мира, которые верующие всех мировых религий ведут против тех, кого считают врагами. Образы войны и жертвы тлеют глубоко внутри каждой религиозной традиции и готовы превратиться из символа в реальность, а глобализация, политические амбиции и исторические судьбы XX–XXI веков подливают масла в этот огонь. Марк Юргенсмейер – почетный профессор социологии и глобальных исследований Калифорнийского университета в Санта-Барбаре.

Марк Юргенсмейер

Религия, религиозная литература / Учебная и научная литература / Образование и наука
Месмеризм и конец эпохи Просвещения во Франции
Месмеризм и конец эпохи Просвещения во Франции

В начале 1778 года в Париж прибыл венский врач Франц Антон Месмер. Обосновавшись в городе, он начал проповедовать, казалось бы, довольно странную теорию исцеления, которая почти мгновенно овладела сознанием публики. Хотя слава Месмера оказалась скоротечна, его учение сыграло важную роль в смене общественных настроений, когда «век разума» уступил место эпохе романтизма. В своей захватывающей работе гарвардский профессор Роберт Дарнтон прослеживает связи месмеризма с радикальной политической мыслью, эзотерическими течениями и представлениями о науке во Франции XVIII века. Впервые опубликованная в 1968 году, эта книга стала первым и до сих пор актуальным исследованием Дарнтона, поставившим вопрос о каналах и механизмах циркуляции идей в Европе Нового времени. Роберт Дарнтон – один из крупнейших специалистов по французской истории, почетный профессор в Гарварде и Принстоне, бывший директор Библиотеки Гарвардского университета.MESMERISM AND THE END OF THE ENLIGHTENMENT IN FRANCE Robert Darnton Copyright © 1968 by the President and Fellows of Harvard College Published by arrangement with Harvard University Press

Роберт Дарнтон

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука

Похожие книги