— Я сказал… Я давно хотел сказать, О-Стелли… Ой, что это?! — он развернул скульптурку и чуть не выронил ее из рук: все лицо прекрасной незнакомки было изуродовано каким-то острым режущим инструментом, а на тонкой изящной шее ее вызмеилось, подобно безобразному шраму, зловещее изображение трех перекрещенных ножей на фоне молнии.
— О-о-о! — сдавленно простонала О-Стелли, закрыв руками расширившиеся от ужаса глаза.
А Артем метнулся к шкафчику, где хранилось комизо, и едва смог сдержать возглас проклятья: все струны на инструменте были оборваны, а на гладком полированном корпусе его красовалась все та же зловещая эмблема трех ножей.
Несколько минут они не говорили ни слова, потрясенные кошмарным зрелищем чудовищного вандализма. Потом Артем подошел к беззвучно рыдающей девушке и тихо спросил:
— Ты упомянула о какой-то безжалостной силе, О-Стелли… Это они?
Она лишь молча кивнула головой.
— Но кто они, эти варвары, эти звери в образе людей?
— Не спрашивай меня, Артем. Это страшно. Это так страшно…
— Но имею я право знать, кто в любую минуту может расправиться и со мной!
Она явно боролась с собой:
— Да… Тебе, наверное, надо знать, что у нас здесь…
Но в это время люк раскрылся, и знакомый посыльный О-Брайна шагнул прямо к столу, согнувшись в полупоклоне перед О-Стелли.
— Прошу прощения, Мудрейшая. Но Мудрейший из Мудрейших гневается и просит немедленно спуститься к нему.
Лицо О-Стелли покрылось мертвенной бледностью:
— Хорошо, ступай. Скажи Мудрейшему из Мудрейших, я сейчас буду.
Посыльный скрылся в люке. О-Стелли коротко вздохнула:
— Этого следовало ожидать… Я не могу ослушаться О-Брайна. А то, о чем спросил ты, в двух словах не объяснишь. Извини меня, но…
— Я понимаю…
— Если бы ты действительно мог понять! Но я сама запуталась во всем. Я в полной растерянности, Артем. Мне так хотелось поговорить сегодня с тобой, я думала, ты придешь пораньше… Нет, ты не виноват, я знаю… Но когда я почувствовала, что мысли твои где-то далеко… Словом, все получилось так сумбурно! Я ничего не успела… не смогла объяснить тебе. А теперь вот…
— Прости меня, О-Стелли. Я в самом деле был немного не в себе сегодня: случайно пришлось стать свидетелем отвратительной сцены там, в поле. Ну и сама понимаешь…
— Что же ты не сказал об этом сразу?
— Не знаю… Но мы еще вернемся к нашему разговору. И я надеюсь, что в следующий раз…
— Боюсь, это будет очень не скоро, — следующий раз. Я говорила тебе…
— Да, эти твои «сверхсрочные дела»…
— Не надо, Артем. Ты знаешь, что я не могла сказать тебе иначе. Как знаешь, догадываешься, по крайней мере, и что стоит за этим. Доброй ночи тебе, мой друг, и… передай от меня привет О-Регги.
— Спасибо. Только я едва ли увижу ее в ближайшие несколько дней.
Она быстро обернулась к нему, видимо, хотела сказать что-то еще. Но лишь махнула рукой и скрылась в люке.
16
Никогда еще, кажется, Артем не волновался так, как в этот день, перед первым занятием с детьми эрхорниотов. С чего бы это? Ведь было время, и совсем в недавнем прошлом, когда он читал лекции студентам университета, выступал на научных конференциях перед большими учеными. И там он тоже волновался. Но не так. Совсем не так!
Там все было обычным, шло по известному, давно определенному кругу, и нужно было только войти в этот круг, научиться тому, что другие уже умели, на худой конец, скопировать приемы своих учителей.
А здесь?.. Как построить занятие здесь? С чего начать? Как заинтересовать своих будущих учеником и том, о чем они понятия не имеют?
Все эти вопросы мучили Артема уже много дней. И ни на один из них он так и не смог найти ответа. Но отступать было поздно. Вопрос об открытии школы был решен, день первого занятия назначен. Осталось рассчитывать на то, что сами дети подскажут, как вести себя и столь не обычной обстановке.
И вот этот день наступил. В условленное время и большом шатре, специально оборудованном для этой цели, собралось десять мальчиков и двенадцать девочек. Совершенно разные и по возрасту и по характеру, они сидели сейчас, боясь пошевелиться, и не сводили глаз со странно одетого, удивительно светловолосого и светлоглазого человека, толком не зная, зачем их сюда собрали и что им предстоит делать.
Артем раздал каждому по олотоо и пишущему стерженьку и, встав за свой стол, с минуту молчал, всматриваясь в двадцать две пары устремленных на него глаз.
С чего все-таки начать? Как подвести к основам грамоты этих маленьких дикарей, никогда не видевших ни книг, ни журналов, не слышавших ни радио, ни магнитофонных записей. Ведь они не знали даже таких понятий, как писать и читать. Но все глаза светились неподдельным любопытством. А это было уже кое-что.
— Скажите, дети, — начал Артем как можно более доверительным голосом. — Кто из вас был наверху, на летних пастбищах?
— Я… Я был, — несмело отозвался один из мальчиков, внук брата О-Гримма О-Чейз.
— И понравилось тебе там, в лугах? — продолжал Артем, подбодряя мальчика улыбкой.
— Еще бы!
— А что все-таки понравилось?