Узорный покров (The Painted Veil)

It was difficult to understand that he would not come into the bungalow again and that when he got up in the morning she would not hear him take his bath in the Suchow tub.	Не укладывалось в голове, что он больше никогда не войдет в комнату, никогда она не услышит, как рано утром он моется в деревянной китайской ванне.
He was alive and now he was dead.	Был живой человек - и нет его.
The sisters wondered at her Christian resignation and admired the courage with which she bore her loss.	Монашенки ахали над ее христианским смирением, восхищались тем, как мужественно она несла свою утрату.
But Waddington was shrewd; for all his grave sympathy she had a feeling that - how should she put it? - that he had his tongue in his cheek.	Уоддингтон - тот более прозорлив. От нее не ускользнуло, что при самом искреннем сочувствии он в душе все же чуточку над ней подсмеивался.
Of course, Walter's death had been a shock to her.	Конечно же, смерть Уолтера была для нее ударом.
She didn't want him to die.	Она не хотела, чтобы он умер.
But after all she didn't love him, she had never loved him; it was decent to bear herself with becoming sorrow; it would be ugly and vulgar even to let any one see in her heart; but she had gone through too much to make pretences to herself.	Но и то сказать, ведь она его не любила, никогда не любила. Держаться с подобающим случаю печальным видом - этого требовали приличия; некрасиво, даже вульгарно было бы посвятить кого-нибудь в свои чувства; но притворяться перед самой собой она не могла, слишком много ей пришлось пережить.
It seemed to her that this at least the last few weeks had taught her, that if it is necessary sometimes to lie to others it is always despicable to lie to oneself.	Ей казалось, что хотя бы этот урок она извлекла из опыта последних месяцев - что, если бывает иногда необходимо солгать другим, лгать самой себе всегда отвратительно.
She was sorry that Walter had died in that tragic manner, but she was sorry with a purely human sorrow such as she might have felt if it had been an acquaintance.	Ей было жаль, что Уолтер умер при таких трагических обстоятельствах, но жаль чисто по-человечески, как если бы речь шла о любом знакомом человеке.
She would acknowledge that Walter had admirable qualities; it just happened that she did not like him; he had always bored her.	Да, у него было много неоспоримых достоинств, горе в том, что ей он не нравился, он всегда нагонял на нее скуку.
She would not admit that his death was a relief to her, she could say honestly that if by a word of hers she could bring him back to life she would say it, but she could not resist the feeling that his death made her way to some extent a trifle easier.	Не то чтобы его смерть явилась для нее облегчением; она не покривив душой могла сказать, что, если бы одно ее слово могло вернуть его к жизни, она бы произнесла это слово; но было и смутное чувство, что с его смертью ей самой жить стало в каком-то смысле полегче.
They would never have been happy together and yet to part would have been terribly difficult.	Вместе они никогда не были бы счастливы, а расстаться было бы страшно трудно.
She was startled at herself for feeling as she did; she supposed that people would think her heartless and cruel if they knew.	Такие мысли пугали ее: всякий, кто узнал бы о них, наверняка счел бы ее бессердечной, жестокой.
Well, they shouldn't know.	Ну так никто не узнает.
She wondered if all her fellows had in their hearts shameful secrets which they spent their time guarding from curious glances.	Возможно, что каждый хранит в сердце какую-нибудь позорную тайну и всю жизнь только и делает, что старается уберечь ее от посторонних глаз.