V.

Народ подтянется, когда станет попозже. Холодильник Рауля, Сляба и Мелвина уже полунаполнился рубиновой конструкцией из винных бутылок; галлон «пейзанского» чуть выше центра, левее, не уравновешивая две бутылки розового «Галло Гренаш» по 25 центов и одну чилийского рислинга, ниже справа, и так далее. Дверь ле́дника оставалась открытой, чтобы люди могли любоваться, чтобы врубались. А что? Случайное искусство в тот год было в большой моде.

Когда вечеринка началась, Обаяша на ней не было, и он той ночью вообще не объявился. Да и никакой ночью после. Днем он еще раз поругался с Мафией – из-за того, что крутил пленки ансамбля Макклинтика Сфера в гостиной, пока она пыталась творить в спальне.

– Если б ты сам пытался когда-нибудь творить, – завопила она, – а не паразитировать на том, что создают другие, ты бы понял.

– Это кто тут творит, – сказал Обаяш. – Твой редактор, издатель? Без них, девочка, тебя б нигде не было.

– Где бы ты ни был, милый старикашка, там и есть нигде. – Обаяш махнул рукой и оставил ее орать на Клыка. Выходя из квартиры, вынужден был переступить три спящих тела. Которое из них Свин Будин? Все были укрыты одеялами. Как в старой игре в наперстки. А какая разница? Общество ей обеспечено.

Он направился в центр и через некоторое время забрел в окрестности «V-Ноты». Внутри столы были в штабеле, а бармен смотрел бейсбол по телевизору. На пианино играли два толстых сиамских котенка, один снаружи бегал взад-вперед по клавишам, другой внутри, драл когтями струны. Звучало не очень.

– Руйн.

– Мужик, мне надо удачу поменять, ничего расистского.

– Разведись. – У Макклинтика, похоже, паршивое настроение. – Руйн, поехали в Ленокс. Выходные я не протяну. Не рассказывай мне про беды с бабами. У меня их на нас обоих хватит.

– Чё б не. В дальние свояси. Зеленые холмы. Успешные люди.

– Ладно тебе. Есть одна девчоночка, я ее хочу вывезти из этого города, пока ее не прихлопнуло от жары. Или чем там еще.

Удалось не сразу. До заката они пили пиво, а затем отправились к Обаяшу, где махнули «триумф» на черный «бьюик».

– Похож на штатную машину Мафии, – сказал Макклинтик. – Ой-ёй.

– Ха, ха, – ответил Обаяш. Дальше они поехали из центра вдоль ночного Хадсона и наконец отклонились вправо, в Харлем. И уже там взялись пробираться к Матильде Уинтроп, от бара к бару.

Вскоре после они уже, как студенты, спорили, кто из них больше нализался, собирая враждебные взгляды, относившиеся не столько к цвету кожи, сколько к внутреннему свойству консерватизма, коим местные бары обладают, а бары, где количество выпитого – проверка на мужество, – нет.

К Матильде они приехали хорошо за полночь. Старушка, заслышав повстанческий выговор Обаяша, обращалась к одному Макклинтику. Спустилась Рубин, и Макклинтик их познакомил.

Хрясь, визги, утробный хохот сверху. Матильда с воплем выбежала из комнаты.

– Подруга Рубин, Сильвия, сегодня ночью занята, – сказал Макклинтик.

Обаяш чаровал.

– Вы, молодежь, давайте полегче, – сказал он. – Старый Дядя Руйни отвезет вас, куда захотите, в заднее зеркальце смотреть не станет, а будет лишь старым добрым шофером, то есть собой.

От чего Макклинтик приободрился. Рубин держалась за его руку с определенной вежливой натяжкой. Обаяш видел, до чего ополоумел Макклинтик, раз хочет уехать в деревню.

Опять шум сверху, на сей раз громче.

– Макклинтик, – заорала Матильда.

– Надо сыграть вышибалу, – сообщил он Руйни. – Пять сек.

Отчего в гостиной остались только Руйни и Рубин.

– Я знаю девушку, которую можно с собой взять, – сказал он, – по-моему, ее зовут Рахиль Филинзер, живет на 112-й.

Рубин повозилась с застежками дорожной сумки.

– Вашей жене это не очень понравится. Чего б нам с Макклинтиком не поехать в «триумфе». Не стоит вам так хлопотать.

– Моя жена, – сразу рассердившись, – блядский фашист, по-моему, тебе это должно быть известно.

– Но если вы возьмете с собой…

– Я хочу одного – уехать куда-нибудь из города, подальше от Нью-Йорка, туда, где на самом деле происходит то, чего ожидаешь. Раньше разве не так было? Ты еще достаточно молодая. У детворы все по-прежнему, нет?

– Не так уж я и молода, – прошептала она. – Прошу вас, Руйни, полегче.

– Девочка моя, если не в Ленокс, значит куда-то еще. Дальше на восток, на Уолденский пруд, ха ха. Не, там теперь общественный пляж, где жлобы из Бостона, которые иначе поехали б на пляж Ревир, да только там слишком много других таких же жлобов, и те их выпихивают, так вот, эти жлобы сидят на камушках вокруг пруда Уолден, рыгают, пьют пиво, которое так умно пронесли мимо охраны, к молоднячку присматриваются, жен своих ненавидят, своих вонючих деток, что украдкой писают в воду… Куда? Куда еще в Массачусетсе. Куда еще в стране.

– Сидите дома.

– Нет. Так хоть посмотреть, насколько гадко в Леноксе.

– Детка, детка, – пропела она тихо, рассеянно: – Ты слыхала, / Знала ли, / В Леноксе нам шмали не срастить.

– Как тебе это удалось.

– Жженая пробка, – сказала ему она. – Как у менестрелей.