V.

В общем, Свин занялся Машлей, поскольку Шашля была девушкой Шафера. У Свина все-таки какой-никакой кодекс чести имелся. Как их звали на самом деле, Свин так никогда и не выяснил, хотя какая разница? Они были практически взаимозаменяемы; обе – неестественные блондинки, обеим где-то между двадцатью одним и двадцатью семью, между 5ʹ2ʹʹ и 5ʹ7ʹʹ (вес пропорционален), кожа чистая, ни очков не носят, ни контактных линз. Они читали одинаковые журналы, зубная паста, мыло и дезодорант у них были одни на двоих; вне службы делились партикулярным платьем. Однажды ночью Свин вообще очутился в постели с Шашлей. Наутро сделал вид, что напился до потери рассудка. Извиниться перед Шафером было довольно легко – он, как выяснилось, завалился в койку с Машлей по сходному недоразумению.

Все курсировало вполне идиллически; весна и лето влекли на пляж орды народу, а Береговой Патруль (время от времени) – chez[181] Шашле и Машле подавлять волнения и испивать кофию. При нескончаемом дознании Шафера стало известно, что в любовном акте Машля «делает» нечто такое, от чего Свин, по его собственному выражению, заводится. Что именно, так никто и не выяснил. Свин, обычно в таких вещах отнюдь не замкнутый, теперь вел себя как мистик после виденья; не был способен, а то и просто не желал облечь в слова сей неописуемый либо неземной талант Машли. Чем бы тот ни был, Свина все его увольнения и некоторые ночи вахты тянул на пляж Вирджинии именно он. Одной такой вахтенной ночью, обреченный на «Эшафот», он забрел в отсек С-и-О[182] после кино и обнаружил, что старшина-рулевой болтается там на подволоке и гикает, как обезьяна.

– Лосьон после бритья, – заорал Шафер Свину сверху, – один эту мелкую сволочь пробивает. – (Свин поморщился.) – Они им напиваются и засыпают. – Он спустился поведать Свину о своих мандавошках, ибо у него не так давно выработалась теория, согласно которой по субботам вечерами они устраивали сельские танцульки в дебрях его лобковых волос.

– Хватит, – сказал Свин. – Что с нашим Клубом. – Имелся в виду Клуб Свободных Пленников и Лишенных Увольнений, образованный недавно с целью строить козни против Кнупа, который к тому же у Шафера был командиром дивизиона.

– Одного, – сказал Шафер, – Кнуп терпеть не может – воды. Не умеет плавать, у него три зонтика.

Они обсудили различные способы подвергнуть Кнупа действию воды, если только не бросать за борт. Через несколько часов после отбоя в сговор после партии в двадцать одно (на денежное довольствие) в столовой экипажа вступили Лазарь и Теледу. Проиграли оба. Проигрывала вся Капитанская Рать. Они употребили квинту «Старого оленя», выжуленную у Полни Бреда.

В субботу Кнуп стоял вахту. На закате у Флота есть такая традиция, называется Спуск Флага, которая у Пирсов Сопровождения Караванов в Норфолке производит впечатление. Глядя на нее с мостика любого эсминца, видишь, как все движение – как пешее, так и автогужевое – замирает; все становятся по стойке смирно, поворачиваются и отдают честь американским флагам, спускаемым на десятках ютов.

У Кнупа была первая полусобака, с 4 до 6 вечера, ДПК[183]. Шаферу полагалось отдать команду «Всем на верхней палубе равнение на флаг». Минная плавучая база ВМС США «Мамонтова пещера», вдоль чьего борта швартовались «Эшафот» и его дивизион, недавно заимела себе трубача после береговой службы в Вашингтоне, О. К.[184], поэтому сегодня играть вечернюю зарю даже горн будет.

Свин тем временем лежал на крыше ходовой рубки, рядом – горка причудливых объектов. Теледу располагался внизу у водоразборного крана за рубкой, ближе к корме: он наполнял презервативы – «французские щекотуны» Свина в том числе – и передавал их Лазарю, который укладывал их рядом со Свином.

– Всем на верхней палубе, – сказал Шафер. Издалека донеслась первая нота сигнала «Гасить огни». Несколько жестянок в строю, поперед сигнала, начали приспускать флаги. На мостик вышел Кнуп, надзирать. – Равнение на флаг. – Плюх, прилетел гондон, в двух дюймах от ноги Кнупа.

– Ох-ох, – сказал Свин.

– Бей его, пока честь отдает, – прошептал Лазарь, нетерпеливый. Вторая резинка приземлилась на фуражку Кнупа, невредимая. Краем глаза Свин заметил, как великая ежевечерняя недвижимость, окрашенная солнцем в оранжевый, сковала окрест все Пирсы С. К. Горнист знал, что делает, – он играл отбой чисто и крепко.

Третий презер угодил совсем в молоко – улетел за борт. Свина потряхивало.

– Никак не могу попасть, – твердил он. Лазарь, уже раздраженный, схватил два и сбежал. – Предатель, – рявкнул Свин и один кинул ему вслед.

– Ага, – отозвался Лазарь снизу, из трехдюймовок, и метнул один в Свина. Горном выдуло рифф.