V.

– Я не говорила. Твой интерес к ней чисто платоничен, верно ли.

– Чё, – сказал Свин.

– Не пежить, – пояснил Фу.

– Я б так только с офицером, – сказал Свин. – У меня кодекс. Мне с ней надо повидаться только потому, что Папик перед отходом сказал: окажешься в Нью-Йорке, разыщи ее.

– Ну а я не знаю, где она, – завопила Рахиль. – Хотела бы, – добавила она, спокойнее. С минуту они слушали про солдата, который за морем в Корее сражался за отчизну свою, а однажды его зазноба Мелинда Сью (ради рифмы со «свою») взяла и сбежала с разъездным торговцем гребными винтами. То же с этим одиноким солдатиком. Внезапно Свин мотнул головой к Рахили, открыл глаза и произнес:

– Что ты думаешь о тезисе Сартра, дескать, все мы выдаем себя за личность?

Что ее отнюдь не удивило: в конечном счете он в «Ложке» обретался. Следующий час они беседовали об именах собственных. Вахлацкая станция орала во всю мочь. Рахиль и себе откупорила кварту пива, и вскоре все стало компанейски. Фу даже так оживился, что изложил один китайский анекдот из своего бездонного репертуара, который звучал так:

– Бродячий поэт Лин, втершись в доверие к великому и могущественному мандарину, однажды сбежал с тысячей золотых юаней и бесценным нефритовым львом, и кража эта расстроила его бывшего благодетеля так, что за одну ночь все волосы у старика поседели до белоснежного, и всю оставшуюся жизнь он мало чем занимался – только сидел на пыльном полу своего покоя, апатично перебирал струны пипы и напевал: «Ну не странный ли поэт?»

В половине первого зазвонил телефон. То был Шаблон.

– В Шаблона стреляли, – сказал он.

Вот так частный сыскарь.

– Вы живы вообще, где вы. – Он сообщил ей адрес, где-то в восточных 80-х. – Сядьте и ждите, – сказала она. – Мы вас заберем.

– Сесть он не может, знаете ли. – Он повесил трубку.

– Пошли, – сказала она, хватая пальто. – Веселье, ажиотаж, восторг. Шаблона ранили, когда он шел по следу.

Фу присвистнул, хихикнул.

– Эти его следы начинают огрызаться.

Шаблон звонил из венгерской кофейни на Йорк-авеню, известной как «Венгерская кофейня». В этот час единственными посетителями в ней были две импозантные старухи и легавый не при исполнении. Женщина за стойкой с выпечкой была сплошь щечки-помидорки и улыбки – такие дают добавки бедным растущим мальчикам, а усыновленным бомжам бесплатно подливают кофе, хотя в этом районе детки жили только богатенькие, а бродяги забредали случайно, быстро это понимали и поэтому «проходили не задерживались».

Шаблон пребывал в неловком и, вероятно, опасном положении. Несколько дробин от первого выстрела (от второго он увернулся, проворно плюхнувшись в сточные воды) рикошетом попали ему в левую ягодицу. Сидеть он не горел особым желанием. Водонепроницаемый костюм и маску запрятал у берегового устоя под эстакадным обходом на Ист-Ривер-драйве; пригладил волосы и оправил на себе одежду под ртутным фонарем, глядясь в ближайшую дождевую лужу. Интересно, насколько он теперь презентабелен. Не очень хорошее это дело – тут полицейский сидит.

Шаблон вышел из телефонной кабинки и робко пристроил правую ягодицу на табурет у стойки, стараясь не морщиться, надеясь, что любую неловкость его спишут на солидный возраст. Он попросил кофе, закурил и заметил, что рука не дрожит. Спичка горела чисто, конически, без колебаний. Шаблон, хладнокровная ты бестия, сказал себе он, но господи: как же они до тебя добрались?

Это и было хуже всего. Они с Цайтзюссом познакомились вполне случайно. Шаблон направлялся к Рахили. Переходя Коламбус-авеню, заметил несколько оборванных шеренг рабочих – те выстроились на тротуаре напротив, а перед ними разглагольствовал Цайтзюсс. Шаблона завораживали любые организованные множества, особенно неупорядоченные. Эти походили на революционеров.

Он перешел через дорогу. Собрание распалось и разбрелось. Цайтзюсс постоял, глядя на них, затем повернулся и заметил Шаблона. Свет с востока выбледнил и опустошил стекла его очков.

– Опаздываешь, – крикнул Цайтзюсс. Так и есть, подумал Шаблон. На много лет. – Подойди к десятнику Хезу, вон он в клетчатой рубашке. – Шаблон осознал, что три дня не брился и столько же спал в одежде, не снимая. Его интересовало все, даже намекающее на какой-либо переворот, и потому он подошел к Цайтзюссу, демонстрируя отцову улыбку Дипломатической Службы.

– Найма не ищу, – сказал он.

– Да ты брит, – сказал Цайтзюсс. – Последний у нас голыми руками аллигаторов заваливал. Нормальные вы ребята. Может, попробуешь денек.