Они обшаривали улицу, ища клуб. Вскоре им попались буквы БН и стрелка мелом на тротуаре – показывала на городской бурый особняк. Они взбежали по ступенькам и увидели БН мелом на двери. Та не открывалась. Анхель ее пару раз пнул, и замок сломался. На улице за ними был хаос. У тротуара ничком лежало несколько тел. Анхель побежал по коридору, Профан и Херонимо за ним. К разборке начали стекаться полицейские сирены с окраин и других краев города.
Анхель открыл дверь в конце коридора, и полсекунды Профан видел в проеме Фину – она лежала на старой армейской походной кровати голая, волосы спутаны, улыбалась. Глаза у нее опустели, как у Люсилли, той ночью на бильярдном столе. Анхель повернулся и оскалил все свои зубы.
– Не заходите, – сказал он, – подождите. – Дверь за ним закрылась, и они вскоре услышали, как он ее бьет.
Анхеля могла удовлетворять только ее жизнь, Профан не знал, как глубоко заходит кодекс. Он не мог войти и прекратить; не знал, хочет этого или нет. Сирены полиции взвились до крещендо, и вдруг их как отрезало. Разборка завершилась. Завершилась, подозревал он, и не только она. Профан пожелал Херонимо спокойной ночи и вышел из бурого здания, не повернул головы посмотреть, что творится позади на улице.
Не вернется он к Мендосам, прикинул он. Под улицей работы больше нет. Какой бы ни был там мир и покой, он завершился. Придется выходить на поверхность, на улицу сна. Вскоре он отыскал станцию подземки, через двадцать минут был в центре – искал матрас подешевле.
Глава седьмая
Дадли Собствознатч, Д. С.[64], перебирал сокровища у себя в конторе/жилье на Парк-авеню. На ложе из черного бархата в запертой витрине красного дерева, главном экспонате его кабинета, был укреплен комплект искусственных зубов, каждый – из иного драгоценного металла. Верхний правый клык был из чистого титана и для Собствознатча – фокусная точка комплекта. Первоначальную губку он видел в литейной мастерской под Колорадо-Спрингс год назад, прилетев туда на частном самолете некоего Клейтона («Драного») Зубцика. Зубцика из «Йойодина», одного из крупнейших военных подрядчиков на восточном побережье, с отделениями по всей стране. Они с Собствознатчем принадлежали к одному Кругу. Так утверждал ярый сторонник, Шаблон. И сам верил.
Для тех, кто с такого не сводит глаз, яркие синие флажки начали появляться к концу первого срока Эйзенхауэра – храбро трепетали в серой турбулентности истории, сигнализируя, что нравственное господство обретает новая и маловероятная профессия. Еще на рубеже веков психоанализ узурпировал у жречества роль отца-исповедника. Теперь же, казалось, аналитика, в свою очередь, того и гляди сместит не кто-нибудь – стоматолог.
С виду – отнюдь не просто перемена в номенклатуре. Назначения стали сессиями, глубокие утверждения касаемо себя ныне предварялись фразой «Мой стоматолог говорит…». Психодонтия, как ее предшественницы, выработала себе арго: невроз назывался «аномалией прикуса», оральные, анальные и генитальные стадии – «молочным зубным рядом», ид – «пульпой», а суперэго – «эмалью».
Пульпа мягка и вся прошита мелкими кровеносными сосудами и нервами. Эмаль, в основном – кальций, неодушевлена. Таковы «оно» и «я», с которыми приходилось иметь дело психодонтии. Твердое, безжизненное «я» покрывало мягкое, пульсирующее «это»; защищало и укрывало.
Собствознатч, завороженный тусклым блеском титана, размышлял над фантазией Шаблона (думал о ней с осознанным усилием как о дистальной амальгаме: сплаве иллюзорного теченья и блеска ртути с чистой истиной золота или серебра, заполняющем пролом защитной эмали, вдали от корня).
Дупла в зубах образуются не просто так, рассуждал Собствознатч. Но даже если на один их приходится несколько, там нет осознанного умысла против жизни пульпы, никакого заговора. Однако у нас имеются такие, как Шаблон, кому обязательно ходить и группировать случайные кариесы мира в тайные клики.
Нежно замигал интерком.
– Мистер Шаблон, – произнес он. Так. Под каким предлогом на сей раз. Он уже три назначения потратил на чистку. Учтиво и текуче доктор Собствознатч вошел в свою приемную. Шаблон поднялся ему навстречу, запинаясь.
– Зуб болит? – предположил врач, заботливо.
– С зубами все в порядке, – выдавил Шаблон. – Вам необходимо поговорить. Вы оба должны отбросить притворство.
Из-за стола у себя в кабинете Собствознатч произнес:
– Вы плохой детектив, а шпион из вас еще хуже.
– Это не шпионаж, – возразил Шаблон, – но Ситуация невыносима. – Понятию он научился у отца. – Они отказываются от Аллигаторного Патруля. Постепенно, чтобы не привлекать внимания.
– Считаете, вы их напугали?
– Прошу вас. – Человек был весь пепельный. Он извлек трубку и кисет и принялся разбрасывать табак по ковровому покрытию.