V.

– Per niente[126], – пробормотал он, затем резко отвернулся и зашагал в гущу бунта на площади. Синьор Мантисса недолго посмотрел ему вслед.

– Пойдемте, – наконец сказал он.

Эван глянул туда, где, зачарованная, стояла Виктория. Казалось, он уже готов шевельнуться – или окликнуть ее. Затем пожал плечами и отвернулся, нацелился за остальными. Быть может, не хотел ее беспокоить.

Моффит, сбитый наземь не-слишком-гнилой репой, видел их.

– Они убегают, – произнес он. Поднялся на ноги и принялся продираться сквозь бунтовщиков, ожидая, что его в любую минуту подстрелят. – Во имя Королевы, – крикнул он. – Стойте. – В него кто-то врезался. – Ну и ну, – сказал Моффит, – это же Сидни.

– Я вас повсюду искал, – проговорил Шаблон.

– И в самый раз успели. Они убегают.

– Ну их.

– В тот переулок. Скорей. – Он потянул Шаблона за рукав.

– Оставьте, Моффит. Отменилось. Весь балаган.

– Почему?

– Не спрашивайте. Кончено.

– Но.

– Только что поступило коммюнике из Лондона. От Шефа. Ему известно больше, чем мне. Он все отменил. Откуда мне знать? Мне никто никогда ничего не сообщает.

– О боже мой.

Они втиснулись в какую-то парадную. Шаблон вытащил трубку и разжег. Пальба росла крещендо, и, казалось, оно никогда не смолкнет.

– Моффит, – немного погодя произнес Шаблон, раздумчиво пыхая, – если когда-нибудь соберется заговор покуситься на жизнь министра иностранных дел, молю только об одном: чтобы меня не назначили его предотвращать. Конфликт интересов, знаете ли.

Они опрометью проскочили по узенькой улочке к Лунгарно. Там, после того, как Чезаре избавился от двух дам средних лет и извозчика, вступили во владение фиакром и загрохотали во всю прыть к Понте-Сан-Тринита. Их ждала баржа, тусклая в тенях реки. Капитан выпрыгнул на набережную.

– Вас трое, – взревел он. – Уговор был только на одного.

Синьор Мантисса впал в ярость, выпрыгнул из экипажа, схватил капитана за грудки и, не успел никто даже изумиться, швырнул его в Арно.

– На борт! – крикнул он. Эван и Годолфин прыгнули на груз – бутыли с кьянти в ящиках. Чезаре застонал, представляя, как пойдет все путешествие. – Кто-нибудь умеет рулить баржей, – поинтересовался синьор Мантисса.

– Это как военный корабль, – улыбнулся Годолфин, – только меньше и без парусов. Сын, ты не отдашь швартовы?

– Слушаюсь, сэр. – Мгновенье спустя они освободились от набережной. Вскоре баржа плыла по течению, сильному и не убывающему до самой Пизы и моря.

– Чезаре, – крикнули они, голосами уже призраков, – addio. A rivederla[127].

Чезаре помахал:

– A rivederci. – Вскоре они исчезли, растворились во тьме. Чезаре сунул руки в карманы и зашагал прочь. На улице ему попался камешек, и он принялся бесцельно пинать его по Лунгарно. Скоро, подумал он, пойду и куплю литровую фьяску кьянти. Минуя Палаццо Корсини, что высился над ним туманно и светло, он подумал: до чего же это по-прежнему забавный мир, в котором людей и вещи можно найти там, где им не место. Вот сейчас на реке, к примеру, с тысячей литров вина – человек, влюбленный в Венеру, морской капитан и его толстый сынок. А в Уффици… Он громко зареготал. В зале Лоренцо Монако, вспомнил он с изумлением, перед «Рождением Венеры» Боттичелли, по-прежнему в лиловом и веселом цвету стоит полое иудино дерево.

Глава восьмая, в которой Рахиль возвращает свой йо-йо, Руйни поет песенку, а Шаблон наносит визит Драному Зубцику

I

Профан, потея на апрельской жаре, сидел на лавке в маленьком парке за Публичной библиотекой и бил мух свернутыми страницами раздела частных объявлений «Таймз». Из своего ментального перекрестного графопостроения он заключил, что сидит как раз в географическом центре пояса контор по трудоустройству в средней части города.

Чудной это был район. Уже неделю Профан терпеливо посиживал в дюжине кабинетов, заполняя бланки, подвергаясь собеседованиям и разглядывая других людей, особенно девушек. У него набрала обороты интересная греза наяву, а именно: Ты безработная, я безработный, вот у нас тут обоих нет работы, давай перепихнемся. У него стоял стоймя. То немногое, что он заработал в канализации, уже почти истощилось, а он тут сидит и прикидывает соблазнение. Время от этого шло ходко.