V.

От самого Свина Будина Обаяш слышал любопытную морскую байку о Свине. Обаяш был в курсе, что Свину хочется когда-нибудь сделать карьеру ведущего актера в порнографических кинолентах. У него на лице возникала эдакая недобрая улыбка, словно бы он озирал или, вероятно, сам совершал непотребства, ролик за роликом. Трюма радиорубки на эсминце «Эшафот» – судне Свина – прямо-таки ломились от Свиновой библиотеки с абонементом, собранной, когда корабль плавал по Средиземноморью, и ссужаемой экипажу по 10 центов за книжку. Коллекция была достаточно мерзкой, чтобы имя Свина Будина стало притчей во языцех как синоним декадентства во всей эскадре. Но никто не подозревал, что у Свина окажутся не только хранительские, но и творческие таланты.

Однажды ночью Оперативная группа 60 в составе двух авианосцев, каких-то еще тяжеловесов и заграждения из двенадцати эсминцев, включая «Эшафот», шла под парами в нескольких сотнях миль к востоку от Гибралтара. Времени часа два, видимость неограниченная, над смоляным Средиземноморьем звезды цвели жирно и знойно. На радарах никаких сближающихся объектов, все свободные от рулевой вахты спят, впередсмотрящие друг другу морские байки травят, чтоб не заснуть. Такая вот ночь. Как вдруг все телетайпы опергруппы как залязгают, динь, динь, динь, динь, динь. Пять склянок, сиречь МОЛНИЯ, первый контакт с силами неприятеля. А год у нас 55-й и время боле-мене мирное, капитанов сдергивают с коек, объявляют боевую тревогу, приводятся в исполнение планы рассредоточения. Никто не понимает, что происходит. Когда телетайпы завелись снова, боевой порядок рассыпался по нескольким сотням квадратных миль океана, и большинство радиорубок оказались забиты до предела. Машины принялись печатать.

«Сообщение следует». Операторы буквопечатающего телеграфа, офицеры связи напряженно подались вперед, думая о русских торпедах, злонамеренных и похожих на барракуд.

«Молния». Да, да, подумали они: пять склянок, Молния. Давай уже.

Пауза. Наконец литеры вновь залязгали.

«ЗЕЛЕНАЯ ДВЕРЬ. Однажды вечером Долорес, Вероника, Жюстин, Шерон, Синди Лу, Джералдин и Ирвинг решили устроить оргию…» Последовали, на четырех с половиной футах телетайпной бумаги, функциональные последствия этого их решения, изложенные с точки зрения Ирвинга.

Свина почему-то так и не ущучили. Вероятно, из-за того, что половина радистов «Эшафота» с начальником связи заодно – выпускником Аннаполиса по фамилии Кнуп – участвовали в проделке и заперли дверь в радиорубку, как только объявили тревогу.

Причуда как-то ушла в народ. На следующую ночь, с категорией срочности «Оперативная», поступила «ИСТОРИЯ СОБАКИ», с участием сенбернара по имени Фидо и двух ВОЛНушек. Свин стоял на вахте, когда она поступила, и признался своему поборнику Кнупу, что она не лишена была определенного стиля. За ней последовали и другие высокоприоритетные попытки: «МОЙ ПЕРВЫЙ ПЕРЕПИХ», «ПОЧЕМУ НАШ СТАРПОМ СОДОМИТ», «СЧАСТЛИВЧИК ПЬЕР НЕ ВЛАДЕЕТ СОБОЙ». Когда «Эшафот» дошел до Неаполя, своего первого порта захода, их накопилась ровно дюжина, и все аккуратно подшиты Свином под литерой М.

Но первоначальный грех рано или поздно влечет за собой воздаяние. Впоследствии, где-то между Барселоной и Каннами, на Свина обрушились скверные дни. Однажды ночью, трассируя сообщения с доски оперативной информации, он уснул прямо в дверях каюты старпома. Корабль в тот миг не нашел ничего лучше, как дать десятиградусный крен на левый борт. Свин рухнул на ужаснувшегося лейтенанта-коммандера, как труп.

– Будин, – заорал ошеломленный старпом. – Вы что, заснули? – Свин себе храпел среди разбросанных заявок установленной формы. Его отправили в наряд на камбуз. В первый же день он уснул на раздаче, отчего полная канонерка пюре стала несъедобна. Поэтому при следующем приеме пищи его поставили перед супом, сваренным коком Потамосом, который все равно никто не ел. Очевидно, в коленях Свина развилось эдакое странное запирание, от коего, если «Эшафот» шел на ровном киле, он мог спать стоя. Свин превратился в медицинский курьез. Когда корабль вернулся в Штаты, Свина откомандировали в палубную команду некоего Папика Года, боцманмата. За два дня Папик впервые за много дальнейших случаев вынул из него всю душу.