— Даже не вздумай уходить! — прорычал Владимир. — Пока не найдешь подсказку или клад, никуда не пойдешь!
— О Господи! Как же я устала!
Я уже не могла маскироваться. Сколько еще он будет измываться надо мной? Он умудрился испортить такое замечательное свидание.
— Да, ты устала. Пойдем отсюда. Захочешь, потом вернемся.
Герман направился к рычагу в стене, чтобы закрыть купол.
— Нет, нет, все нормально, — опередила я нахмурившегося Владимира. — Это я просто… Просто, наверное, древность на меня так действует.
Если после этого свидания, Герман не захочет больше со мной общаться, я пойму, хоть и буду раздавлена. Я сама-то чувствовала себя не совсем нормальной.
— Тогда, посмотришь?.. — совсем робко предложил Герман.
— Конечно! — бодро ответила я и направилась к телескопу. — Куда нужно смотреть?
— Вот сюда, — Герман указал мне на небольшой окуляр. — Приложи его к глазу и смотри…
— Внимательно смотри, — вклинился Владимир.
Я приложила глаз к окуляру и какое-то время ничего, кроме яркого света и каких-то черточек не видела.
— Так ярко, — пробормотала я.
— Сейчас привыкнешь. Старайся не обращать внимания на трещины.
Герман подошел сзади и дышал мне в затылок, сбивая с толку. Сосредоточиться не получалось абсолютно. Его близость возбуждала, а крутящийся тут же Владимир раздражал. Смесь этих чувств приближала к состоянию паники, отчего я сильно нервничала.
Я попыталась сосредоточиться на телескопе. Что же там видно? Точно, не солнце, звезды или какие-то планеты. Эта мысль меня насмешила, и я хихикнула, не удержалась. Герман с Владимиром почти одновременно спросили, что смешного я там увидела? От этого мне стало еще веселее, и я рассмеялась.
— Интересная реакция, — видно, заразившись от меня, а может надо мной, засмеялся Герман.
Знал бы он, над чем смеюсь я, загрустил бы, наверное.
В очередной раз я попыталась сосредоточиться на картинке в телескопе. Почему-то яркий свет мешал смотреть и слепил. Я старалась не жмуриться, ожидая, когда глаз адаптируется. Каково же было мое удивление, когда я начала различать на огромной линзе какие-то буквы вместо небесных светил. Не иначе, как это очередная подсказка.
— Но тайну крылатых откроет полет, и совесть свою там предатель найдет, — вслух прочитала я и тут же услышала радостный возглас Владимира.
— Что? — не понял Герман.
— Да это я так… Просто красиво и вспомнились стихи, — в который раз попыталась оправдать я вырвавшуюся реплику.
Нужно было промолчать, помучить до дома Владимира, наказать его за несносное поведение. Жаль подумала об этом я поздно. А где он, кстати? Владимира, как ветром сдуло, как только он услышал фразу. А промолчи я, надоедал бы и дальше своим присутствием. Я незаметно с облегчением перевела дух.
— А почему предатель-то?
— Что?
— Почему глядя на солнце, тебе пришла мысль о предателе?
Герман явно забавлялся. Я залюбовалась его лицом — добрым и веселым, забыв о телескопе, Владимире, строчках из стихотворения… Сентиментальность до такой степени овладела мной, что я первая поцеловала его. А потом уже он целовал меня, и было так хорошо, что это место я тоже записала в одно из самых романтических моих мест.
Когда мы покинули обсерваторию, то какое-то время еще побыли на поляне. Не хотелось быстро покидать такое красивое место. Я старалась не думать ни о чем, кроме Германа. В его обществе было так уютно, что все время всплывала мысль, как я буду жить, когда рядом не будет его? В такие моменты становилось по-настоящему грустно. Тогда я прижималась к Герману, а он целовал меня, и грусть улетучивалась.
Домой мы возвращались, когда уже начало темнеть. Возле моей калитки долго стояли, обнявшись, и целовались, целовались… Никогда до этого я не целовалась так много. Да и так я не целовалась никогда. Мне казалось, что вся моя любовь заключена в поцелуях, что Герман не может не чувствовать этого. А самое главное, что я не хотела скрывать. Несколько раз была близка к тому, чтобы сказать ему о своих чувствах. В самый последний момент что-то останавливало, намекало, что рано…
— Зайдешь? — ужасно робея, предложила я.
Я понимала, что, приглашая его, откровенно намекаю на продолжение, предлагаю себя. Чего там лукавить, первый раз в жизни я сознательно захотела близости с мужчиной и этого мужчину я любила. Страх сковал меня в ожидании ответа. Герман молчал, сосредоточенно думая о чем-то. Он нахмурил брови и стал похож на того Германа, что пришел ко мне в вечер пьянки.
Невозможно было и дальше выносить его молчание. Я чувствовала себя униженной.
— Ну, ладно, я пошла, — поспешно произнесла я, отворачиваясь от Германа и стараясь замаскировать обиду. Еще не хватало расплакаться сейчас.
— Подожди, — он взял меня за руку и развернул к себе. — Не против, если я приду позже? Только домой зайду?..
Не похоже это было на одолжение, как ни старался уверить меня коварный внутренний голос. Тем более что, сказав это, Герман так страстно поцеловал меня, что я задохнулась от наплыва эмоций.