В ад с чистой совестью

Я волновалась, как никогда. Что надеть? В чем встречать Германа? Стояла посреди комнаты в банном халате, который накинула после душа, и беспомощно озиралась по сторонам. Хорошо хоть кругом порядок, не стыдно принимать гостей. О чем я думаю? Ну, каких гостей? Герман не хуже меня понимает, что сейчас должно произойти, для чего именно я позвала его. И зачем думать, что надеть? Не лучше ли встретить его прямо так — в халате на голое тело?

Как можно чего-то страстно желать и стыдиться одновременно? Я мечтала о близости с Германом, представляла себе эту сцену со всеми подробностями. Мне хотелось, чтобы он касался меня, ласкал… Я рисковала мечтать даже о том, что считала непристойным. И я замирала от стыда, просматривая нарисованные моим же воображением картины. В такие моменты мое бедное сердце выписывало настоящие пируэты, что я начинала опасаться, выдержит ли оно?

Я так и не придумала, как лучше поступить, так и пребывала в прострации, пока не услышала стук в дверь. Толком не помню, как шла и открывала ее. Помню только, что ноги почему-то не сгибались в коленках.

— Ты чего какая?.. — Герман настороженно смотрел на меня, не торопясь входить в дом.

— Какая? — хрипло спросила я. Даже голос и тот попал под власть страха.

— Как будто увидела приведение, — он вошел, а я попятилась от него на безопасное расстояние.

Я поймала себя на том, что наблюдаю, как Герман снимает кроссовки, и тереблю пояс халата, завязанный узлом на животе. Я его уже так натеребила, что узел практически развязался. Не хватало еще распахнуть полы прямо тут, в кухне. Я резко отпустила руки, как раз в тот момент, когда Герман выпрямился и повернулся в мою сторону.

— Да что с тобой? — Герман сделал несколько шагов в мою сторону, а я опять попятилась, пока не наткнулась на кухонный шкаф. — Ты как будто чего-то боишься?

Он подошел очень близко. Отступать было некуда, поэтому я не придумала ничего лучше, как уткнуться взглядом в пол, свесив голову на грудь. От его близости меня бросило в жар, низ живота мгновенно утяжелился, а ноги стали совсем слабыми. Кажется мне, или я действительно дрожу всем телом?

Горячие пальцы Германа прикоснулись к моему подбородку, и он заставил посмотреть на себя. Его лицо было так близко, дыхание охлаждало мои пылающие щеки…

— Ты боишься? — выдохнул он прямо в мои губы.

Ответить не было сил, остатки их ушли на то, чтобы слегка помотать головой. Как же быстро способно меняться настроение! Теперь я его не боялась, а страстно желала. «Ну, поцелуй меня», — молила я глазами. Герман не торопился. Он аккуратно стянул резинку с моих волос, давая им возможность свободно рассыпаться по плечам. Потом зарыл в них пальцы, одновременно большими лаская шею. Я уже вся горела от незнакомого ранее возбуждения. Чтобы не упасть, вцепилась руками ему в плечи, с ужасом осознавая, что от такого бешенного наплыва эмоций могу банально потерять сознание, когда он поцелует меня.

Руки Германа переместились к открытому участку кожи в вырезе халата. Он гладил мои ключицы, проникая под халат, постепенно сдвигая махровую ткань к краям и открывая плечи.

Я прижала халат к груди, опасаясь, что он может просто упасть к ногам, и я останусь ни чем не прикрытая перед Германом. Он наклонился и поцеловал меня в ямочку между шеей и ключицей, а потом начал губами прокладывать дорожку вдоль шей к губам. В это момент я поняла, какие чувства испытывают кошки, подставляя шейку. Машинально я сделала то же самое, чтобы Герману было удобнее целовать меня, а я сама получила от этого максимум удовольствия. А потом практически поймала его губы своими. Терпеть уже не было сил, потребность выплеснуть хоть часть возбуждения затмила все остальные мысли.

Я целовала его как одержимая, забыв про халат и то, что он продолжает сползать, все больше обнажая мое пылающее тело. Я обхватила голову Германа руками и прижала к себе, не давая возможности прервать поцелуй, чувствуя, что способна убить любого, кто посмеет сейчас забрать его у меня. В тот момент страшнее всего была мысль, что его не станет рядом, и я сгорю в собственном возбуждении.

Не прерывая поцелуя, Герман подхватил меня на руки и понес в спальню.

Какой же он молодец! Он догадался, что для меня это впервые, что раньше я не имела подобного опыта. Он раздевал меня так деликатно и говорил столько всего приятного, что я не заметила, как осталась совершенно голой, и чувствовала себя самой красивой женщиной на свете. Одновременно он раздевался сам, и в эти моменты я замирала от восторга, таки красивым мне казалось его обнаженное тело.

Когда все произошло, я даже не почувствовала боли, к которой заранее готовила себя, опираясь на скудные теоретические знания. Я осознала, что только так это и должно быть — без боли и в момент, когда уже терпеть не остается сил. Я так любила его в тот момент, что даже прикусила губу, чтобы не закричать об этом вслух, и не потому, что стеснялась своих чувств, а потому что боялась отпугнуть его излишней откровенностью.