В ад с чистой совестью

Не скоро иссяк поток слез, и с трудом рыдания перешли в судорожные всхлипывания. Зря я надеялась, что Владимир деликатно удалится, превратится в невидимого свидетеля моей слабости. В том, что он все время находился рядом, я убедилась, как только смогла оторвать лицо от мокрой подушки.

— Ты тут?

Хорош, наверное, у меня сейчас видок. Хотя, какое мне дело до этого? Стану я стесняться призрака! Плевать, что нос распух и стал размером, как все лицо, а глаза, напротив, превратились в заплывшие щелочки. Все равно он никогда не считал меня красавицей, как и я сама.

— Да вот опасался, не затопишь ли ты мой дом?

Как можно улыбаться в такой момент?! Но Владимир улыбался, по-доброму и очень весело.

— Что смешного?

— Видела бы ты себя сейчас…

— И что? Много ты видел красивых заплаканных женщин?

— Да я вообще не видел раньше, чтобы так плакали.

— Ну, считай, что побывал в бесплатном цирке.

Из меня перла агрессия, а ему становилось только смешнее. Постепенно его смех заразил и меня. Правда, был это какой-то истеричный смех, который закончился новой волной рыданий, уже кратковременной.

— Все слезы выплеснула? — поинтересовался Владимир, когда я во второй раз успокоилась. — Развела тут мокротень…

Мне и самой казалось, что слез во мне не осталось, и больше никогда в жизни я не смогу заплакать.

— Теперь послушай меня, — Владимир уселся рядом со мной на кровать. — Не знаю, станет ли тебе легче, но Герман тебя любит.

От этого имени я дернулась, как от удара. Не ожидала, что он заговорит на эту тему.

— Я уверен в своей правоте, — продолжал Владимир. — Ты знаешь, что человеческие мысли подвластны мне, и в его голове я покопался основательно.

— Зачем?

— А просто так, от нечего делать.

Тогда я совсем перестала понимать, что происходит? Если, как утверждает Владимир, Герман меня любит, то зачем он порвал отношения, да еще и так жестоко?

— Наверное, у него были причины, — уклончиво ответил на вопрос, который я задала вслух, Владимир. — Достаточно серьезные причины.

— О которых ты, конечно же, знаешь, но мне ни за что не скажешь, — скептически отозвалась я.

Зачем мне нужна любовь, если нет рядом ее обладателя? Это же все равно, что добровольно согласиться, чтобы тебя дразнили всю жизнь. Не желаю такого! Я чувствовала, как во мне закипает злость, вытесняя страдания. Я даже рада была этому чувству. Наверное, только злость и способна сейчас вернуть мне желание жить дальше.

— Я могу только догадываться. В общем, мои догадки только подтверждают его глупость, о которой я говорил тебе. И повторю — не стоит он тебя.

— Ну, не стоит и не стоит. Давай на этом закончим? Ладно?

Я поняла, что Владимир не скажет мне ничего более-менее вразумительного. А рассуждать об абстрактных вещах у меня не было желания. И вообще, если я хочу забыть Германа, то нужно начинать прямо сейчас.

— Пойдем что ли на смотровую площадку? — немного агрессивнее, чем хотелось, спросила я.

Все-таки я была несправедлива к Владимиру. Как мог, он поддержал меня в трудную минуту, пусть и своим присутствием. А я пытаюсь обвинить его в моих бедах.

— Думаю, что сделаем это завтра, — улыбнулся он, а я внезапно подумала, что в последнее время практически не замечаю брезгливо-надменного выражения на его лице. Неужели мы дошли до стадии, когда взаимоотношения перерастают в дружбу. Как ни странно, приятно было это осознавать.

Владимир продолжал поражать меня чудесами вежливости и деликатности. Перед уходом поинтересовался, справлюсь ли тут одна, не впаду ли в очередную истерику? Пришлось успокоить его и пообещать, что буду вести себя благоразумно.

Оставшись одна, я задумалась, что может отвлечь меня от грустных мыслей? Можно было попытаться поработать, но я боялась, что, записывая хронологию событий, опять окунусь в них и уже не смогу выплыть, тем более что Владимира рядом не будет.

Можно заняться домашними делами, постирать, там, затеять генеральную уборку… Но от одной этой мысли мне стало дурно. Да, в таком состоянии все из рук будет валиться! Нет, это будет приравниваться к подвигу разведчика, а я на подвиги сейчас явно не способна.

Оставалась единственная возможность хоть как-то отвлечься — прогуляться.

Даже простейшая процедура одевания далась мне с трудом. Чувствовала себя столетней старухой — тело ломило, и в ногах предательская слабость, как после серьезной болезни.

Несмотря на утро, на улице уже во всю пекло. Что же будет днем? Хотя сейчас меня солнце даже радовало, так как от слабости немного познабливало, и я с удовольствием нежилась в его лучах.

Проходя мимо кафе, с которым у меня было связано столько приятных воспоминаний, отдающихся болью в душе, я заметила Ксюшу. Она стояла возле входа, опершись на колонну, и смотрела в одну точку. Наверное, ждет, когда придет хозяин и откроет кафе, они как раз в это время начинали работать. Я хотела незаметно проскочить мимо, разговаривать с кем-нибудь не было желания, но Ксюша повернулась в мою сторону. Я поразилась ее бледности, и глаза выдавали следы недавних слез.

— Ты плачешь? — Не раздумывая больше, я пошла в ее сторону, на ходу задавая вопрос.