В Англии

Джозеф набрал в легкие побольше воздуха и тоже нырнул. Ему показалось, что пальцы его проходят сквозь упругие перья. От химикатов, дезинфицирующих воду, защипало глаза, он зажмурился. Удивительное чувство охватило его: центр тяжести переместился, ноги почти не ощущали сопротивления воды, руки точно кто массажировал, голова налилась свинцом, он открыл глаза, в ушах зазвенело. Воздух рвался из легких наружу, он чувствовал, как распирает рот. В глубине бассейна он увидел стенку. Напрягшись, рванулся вперед, чтобы коснуться ее белой поверхности.

Острая боль пронзила уши. Он вынырнул наверх и не смог сдержать крика боли. Поднес руку к правому уху, оттуда что-то текло.

Всю остальную войну Джозеф провел нестроевым.

Бетти опустила письмо в ящик как раз вовремя, почтальон вынет его без четверти шесть. Она писала каждый день.

На улице было уже темно. Дуглас шел рядом с ней. Гарри сидел в коляске, ему скоро будет годик. Троица являла собой выразительную компактную группу. Гарри был сыном одного из ее названых братьев, солдата регулярной армии, погибшего в первые дни войны. Жена его умерла от воспаления легких вскоре после рождения сына, и Бетти, помня свое сиротство, взяла младенца себе, усыновила его и полюбила как родного.

Она собирала деньги для организации, отправлявшей посылки военнопленным в Германию. Раз в неделю жители ее округа давали ей понемногу: шиллинг, полшиллинга. Она заносила приход в две книги: свою и организации; жертвователи расписывались сразу в двух местах. В конце недели Бетти шла на почту, переводила деньги в Ливерпуль. Свой обход она совершала по вторникам и четвергам. По средам после обеда посещала иногда собрания лейбористской партии, а по пятницам собирала и отправляла посылку Джозефу.

Куда бы она ни шла, даже на работу, она всюду брала с собой детей. Она убирала квартиры богатых: два утра у одного хозяина, два у другого и два полных дня у миссис Роджерс, которая жила в трех милях от города. Два других дома тоже были за городом, и она ездила туда на велосипеде: Гарри в маленькой корзинке спереди, Дуглас сзади на багажнике. Она очень любила так ездить. Дуглас болтал без умолку обо всем, что попадалось на глаза, и она чувствовала себя такой защищенной их присутствием и свободной, как птица. И сейчас она шла гордая, уверенная, спокойная. Мальчики были аккуратно одеты. Лица умыты, носы сухие, волосы причесаны, чулки подтянуты. Как ни хочет Дуглас перепачкать себя, он останется чист до конца обхода, пока не будут собраны все деньги.

Она обходила темный городок, как тайный вестник, напоминающий людям, что война все идет и что помощь нужна. По всей стране в этот час шли и ехали такие посланцы, заглядывая в каждую деревеньку, в каждый фермерский дом, не обходя стороной даже трущобы; они будили в людях добрые чувства, собирали по крохам дань войне. Ночью у себя дома, на заводах, в полях люди работали на войну; каждый день плоды их труда поглощались в сражениях, и требовался все новый и новый труд.

Миссис Аскью, миссис Грэм, миссис Шарп, миссис Хезерингтон, сестры Снейс, миссис Исмей, миссис Бити, мисс Уилсон — все позади, напоследок осталась миссис Блай. Бетти не должна себя растравлять, подходя к ее дому, она снова и снова перечисляла все хорошее в миссис Блай: она очень славная женщина, с открытой душой, очень милая, да, да, да, очень. Всякий раз, переступая порог ее дома, Бетти испытывала отвращение.

Дома у миссис Блай были ужасный беспорядок и грязь, а никакого оправдания этому не было. В Терстоне жили старики, у которых не было ни сил, ни средств следить за собой и наводить в доме порядок, по миссис Блай было не больше сорока пяти, муж ее прилично зарабатывал, а дом у нее зарос в грязи: немытая посуда с остатками еды на столе, заляпанный пол, смрад в комнатах. К тому же миссис Блай заядлая сплетница. Может, это не такой уж большой грех, она и сама любила поговорить с людьми; в этой работе, которая не раз ставила ее в затруднительное положение, было именно то хорошо, что она как бы заново открывала город, завязывала дружбу, узнавала все его мелкие черточки; по миссис Блай и заводила-то разговор только затем, чтобы выудить с помощью некоего фокуса скандальную новость. Бетти в ее присутствии боялась рот раскрыть, зная, что миссис Блай любое ее слово вывернет так, что не обрадуешься.

Но хуже всего было то, что миссис Блай не отличалась честностью.

Бетти вдохнула побольше холодного воздуха и постучала.

— Входите, входите, — раздался голос миссис Блай. — Вам и стучать не надо.

Но Бетти всегда стучала. Пропустив сначала мальчишек, вошла сама.

Миссис Блай стояла у плиты, держа в одной руке коробочку из-под чая, в другой ложку, с которой на коврик капала патока.

— Стряпаю коржики, — сказала миссис Блай. — Не хотите ли отведать?

— Нет, спасибо, — поспешила отказаться Бетти.

— Тогда я угощу Дугласа. Ты ведь хочешь коржика, а, Дуглас?