В Англии

Дуглас был неутомим; он метался взад и вперед, вверх и вниз по пандусу: деревянный пулемет в его руках поливал все вокруг дождем пуль. Та-та-та-та-та-та-та! Др-р-р-р-р-р-р! Та-та-та-та! Др-р-р-р! Ты убит, Уильям Исмей! — И твоя Мэри уже два раза убита! — Так нечестно! — Это неважно! — Я еще не был готов, когда ты начал! — Ты должен быть готов! — Та-та-та-та-та! Ты тоже убит! — Ладно! — Дуглас падает наземь. — Считай до ста! — Десятками? — Нет, пятерками! — Пять, десять, пятнадцать, двадцать, двадцать пять, тридцать… — Гарри, ты должен стоять в том колесе! — Мистер Мур не велит! — А у нас там штаб! — Та-та-та-та-та! — Ты опять убит. Теперь считай до двухсот!

Он слушал по радио песни. Когда звучало слово «любовь», отворачивался и смотрел в стену, уверенный, что это слово смущает не только его, но и всех; но по ночам он повторял слова этих песен, облизывал их, заглатывал, удивляясь их могучей власти над людьми. Город бурлил от наплыва чужаков: эвакуированные, приезжавшие в автобусах и селившиеся в школе; сироты из монастыря — девочки с коротко постриженными волосами в зеленых платьях, идущие всегда парами в сопровождении монахинь, похожих на дочерей Ноя; авиационные механики с соседнего аэродрома.

Дуглас мчался по улицам сквозь трепет всеобщей любви; незнакомые люди весело приветствовали друг друга, из кабачков рвались песни, в церкви гудел орган, из воскресной школы слышалось пение молитв, на конскую ярмарку гнали по улицам табуны лошадей. Футбол, крикет, и все куда-то спешат, бегут; он ловил в банку маленьких рыбешек и заблудился в четверти мили от дома; мужчина, у которого он спросил дорогу, оказался американцем; он отнес его домой на плечах и дал жевательную резинку. Мама напоила их чаем.

И везде война. По радио, в газетах, в школе: «Разве могут ребята, у кого отцы на фронте, отставать в учебе?» — и Дуглас млел от гордости. Он воевал против Южного района, против Майкла Саундерсона, самого большого забияки и драчуна в классе; грозой были старшеклассники — каждую секунду могли оглянуться и увидеть, как он дразнит их за спиной, тогда надо было удирать со всех ног. Как-то он промчался сквозь весь магазин — один из многих в городе, — не помня себя: вот сейчас схватят и здорово отлупят. Он подбирал окурки на обочинах, подражая Элфи Култарду, которому было уже десять и который с боем брал билеты на утренние сеансы. Киножурналы о войне: он возвращался домой, от страха тошнило, он хватал свой деревянный пулемет: та-та-та-та-та-та! Пусть только сюда сунутся: он покажет этим фрицам. Умер отец его матери, и они переехали жить к бабушке. Его взяли попрощаться с дедушкой. Он лежал в пыльной, затхлой гостиной. Привела его сюда тетя. Лицо дедушки было цвета овсяной каши и все в буграх. Хотел дотронуться и не посмел.

Дядя Фрэнк убит в Северной Африке. Вот почему в игре Дуглас всегда был Монтгомери.

Они уже покинули свой маленький домик и жили теперь с бабушкой. Мама его мамы, он несколько раз это повторил, пока не привык. В бабушкином доме было полно народу: приезжали с войны, приходили с работы, родные, жильцы, кто-то всегда оставался. Он с Гарри спал в одной комнате с матерью. Там было покойно, но в этом покое льдинками холодили слезы матери, оплакивающей происходившее. В эту комнату его отправляли в наказание, когда он плохо себя вел. Не запирали, но выйти было нельзя.

Однажды в пыльный полдень по городу прошли настоящие танки, несколько десятков. Солдаты были всегда в городе, левой-правой, левой-правой маршировали по улицам; но пришли эти огромные, длиннорылые танки, и над городом навис страх. Один солдат взял их на танк. Они доехали до Маркет-хилла, танкисты пошли в пивную. Вместе с другими мальчишками Дуглас побежал за танкистами, выпрашивая конфет и жевательную резинку. Там он увидел свою тетю Элен, ободрился и остался в пивной подольше. С Элен был ее сын, Лестер, она велела ему идти к Дугласу, но Лестер был на год старше и не захотел играть с малышами.

Дуглас стоял у дверей пивной и слушал, как танкисты смеются и поют песни. Его отец был в авиации, и его дядя Джордж, и Доналд; дядя Пэг был в пехоте, и дядя… Темный город был полон врагов и своих. Он исколесил его, слепой и пьяный от его бесконечности. Мать не запирала его дома. Всегда поблизости найдется знакомый, так что было к кому обратиться, если он почует опасность.

Он все позже и позже оставался на улице, заставляя ребят играть и бегать до изнеможения, закаляя свой характер.

Перед тем как уйти домой, он пошел еще раз взглянуть на танки. Массивные и холодные в темноте. Фрицы не победят. Он коснулся гусениц — жестких, несокрушимых — своими мягкими дрожащими пальцами. Та-та-та-та-та-та-та! Ты — убит! Ты — убит!