В Англии

Он втягивался в мирную жизнь как во сне, робко и радостно. Всего несколько месяцев назад его учили: представится случай — стреляй, бомби; теперь это время казалось каким-то черным провалом, но, хотя оно кануло в прошлое, оно все равно с ним: он ведь ждал случая убивать. Надо было забыть то время. Но забывание студило душу.

Демобилизация, пока он служил, казалась раскрепощением; он отринет прочь все ненужное и, питаемый освобожденной энергией, воспарит, унесется прямиком ввысь. По когда подошел срок, расхотелось покидать службу, сбросить цепи, бывшие и опорой. Приехав в Терстон на двухэтажном автобусе, он в смятении глядел на улицы, где жил и будет жить опять. Город казался чужим: иноземные края, только что покинутые, и то были ближе. Люди вокруг точно под стеклом, чтобы обратиться к ним, надо сначала разбить стеклянные колпаки. И он сильнее, чем когда-либо, пожалел, что отказался от сержантских лычек. А ведь ему намекнули, что можно надеяться и на офицерские погоны.

Он вернулся на аэродром, на свое старое место, и очень скоро ему уже не верилось, что он на несколько лет отрывался от своей каторги и вообще может когда-нибудь с ней расстаться. Работа, как и прежде, не захватывала, он все время чего-то искал вне ее; но и круг развлечений был неширок: все та же компания — Джордж и Норман, Джон и Ленни, кружка пива, игра по маленькой, футбол. Терстон жил деятельном жизнью, но Джозеф в ней не участвовал.

Животрепещущей заботой Терстона, как и везде, было будущее детей. Закон о стипендиях открыл двери университетов для детей бедняков, новая система здравоохранения тоже пеклась о них, в школе выдавалось бесплатное молоко и бесплатные завтраки. Школьные врачи лечили им зубы; повсюду открывались приюты для сирот и детей из неблагополучных семей; журналы наперебой печатали статьи о воспитании; фильмы но большей части снимались так, что их можно было показывать детям; кампания «Детям — все» набирала темпы.

В какой-то степени на этой волне родились веселые послевоенные карнавалы. В Терстоне такой карнавал можно было созвать в одну неделю. На костюмы много не тратились: рылись в бабушкиных сундуках и гардеробах, извлекали на свет божий старомодные платья, все складывалось в общую груду, каждый брал себе, что по вкусу, и устраивался чудесный, шумный, красочный карнавал. Все это делалось для детей. Принимали участие все, кто хотел, не было ни чванства, ни дешевой развязности. В этих карнавалах отразились послевоенные чаяния людей.

В Терстоне жил человек по имени Кэтлин, который должен был возглавлять карнавальное шествие этого года. История была и смешная и грустная, рассказывала Дугласу Бетти. Мать Кэтлина очень хотела дочку, так хотела, что все приданое заготовила для девочки: крохотные платьица с вышитым именем «Кэти», носовые платочки и панталончики с буквой «К», новехонькая кроватка, и на ней «Кэтлин». Да, да, Дуглас, не смейся. Все это истинная правда. И сердце бедной женщины было разбито. Но она не сдалась и назвала сына Кэтлин. До школы выряжала его девочкой. Ее упрямство было сломлено доведенным до бешенства отцом, и Кэтлин первый день в школу пошел в брюках. Дугласу было уже одиннадцать, и он сгоряча назвал эту женщину дурой. Бетти его отчитала, но потом согласилась, что та, видно, все-таки была не в себе. Разве можно так мучить мальчика.

Дуглас немедленно вообразил себя этаким девочкой-мальчиком: вот он идет по Хай-стрит, и все называют его «Кэтлин». (Он весь сжился от смущения, но упорно цеплял на себя этот образ.) Он мог весь день надоедать матери расспросами об этом несчастном Кэтлине. А вечерами выслеживал его и ходил за ним по пятам.

Понятное дело, Кэтлин рос тихоней, почти не раскрывая рта, а ростом вымахал с каланчу; соседи, знавшие его с пеленок, давно привыкли к его имени; но всегда находились новички, думавшие, что это шутливое прозвище. Конечно, больше всех жизнь ему отравляли мальчишки (Бетти строго смотрела на Дугласа, требуя, чтобы он сознался, надеясь, что у него хватит храбрости), которые бегали за ним по улицам, выкрикивая его имя: в этом было какое-то особое ухарство. Дуглас крепче сжимал губы, дразнилка так и рвалась изо рта. Удивительно, как это мама ничего не знает.

Ведь он только вчера вечером носился с ватагой мальчишек по городу за Кэтлином и кричал:　

Кэй, Кэй, Кэти, Катерина,
Настоящая мужчина!　
До сих пор его маме никто не помог
От ключа отличить замок!